штучка, так что он, сознавая это, не печалился прямо по всем фронтам, зато боялся Божьей кары за сотворённое с Герминой и Теодором, которая будет явлена ему в виде того, что Светлана влюбится в его товарища, однако и тот ей, по всей видимости, оставался безразличен. Он расхаживал по перрону и выискивал глазами Теодора, все вокруг обрядились в шинели, и он тоже, уже близкий к бешенству, возможность уехать отсюда на два дня он сегодня, по теодоровой милости, уже упустил, Светлана, очевидно, тоже настроилась побыть одна, отдохнуть от него, придётся и её разочаровать. Фашисты курили группами, провожали взглядами угрюмых женщин в меховых воротниках, гребень рельс блестел, шпалы засалены, бетон с двух сторон выметен от листьев, именно на нём те люди в особой зоне получали удар первого разочарования, граничившего со страхом самой кромкой, не более того, рёгот охранников позади него пропитался и их горечью, у клумбы стояли синие бочки, на каждой виднелась маркировка в виде черепа в германской фуражке, мальчонка при полном параде войск СС, в форме по мерке, скакал по ним, словно это классики, из одинокого вагона, давно отцепленного, охранники выкатывали деревянные рамы на колёсах, на них висели длинные хрустальные люстры в человеческий рост, катили по четыре человека на каждую, волокли по перрону, стекло дребезжало, как и шарниры, всем говорили, что Сталинград почти покорён, завтра, завтра, Паулюс там всех нагибает, крутит вертикально указательным, и Волга, к которой группа их войск вышла сразу, расступается, а Мамаев курган исторгает засевших на нём русских солдат, и те летят по траектории радуги к ногам der Sieger [282]; он тронул его сзади за плечо, он подскочил, вынырнув из своих мыслей, решил не тянуть и прямо сказал, что у него есть возможность стереть память Гермине (к тому времени он делал это уже восемь раз), после чего, при определённых обстоятельствах, которые должен будет создать сам Теодор, она влюбится в него. Он отказался, выказывая ужас от предложения тем, что пятился спиной по перрону и наткнулся на группу фрицев, все гренадёрского роста, приняли его со смешками, поддержали под локти и затёрли к себе, странно, что он вот так сразу поверил, для него это символизировало разрыв, но не такой уж и болезненный в этой всеобщей атмосфере скорого конца.

Шёл дождь, над головой всё чаще летали цеппелины в процессе поиска, стреляли прожекторами в лужи, а те какую-то часть света перемещали на сапоги, с них во внутренний лагерь сбрасывались Strickleitern [283], но по ним никто не поднимался и не спускался, однажды А., возвращаясь со службы в глубокой задумчивости, запутался в такой и с ужасом увидел, что вокруг в них же трепыхались ещё какие-то люди, и все они напоминали мух, прилипших к клейкой ленте, это его отрезвило. Вести с фронта приходили неутешительные, и надзиратели обоих полов, как будто желая напоследок отдать и другую автономную силу, плохо разбирая гендер, под эгидой которого происходило совокупление, уже не думали о завтрашнем дне. Он спасался тем, что всё чаще приводил к себе Светлану, оставлял ночевать, она отдалась ему несколько раз — по скверному стечению обстоятельств это бывало как раз в те дни, когда он чувствовал себя разбитым после свиданий с Герминой, она входит, уже без исподнего, сапоги из чёртовой кожи продлены нашивками до середины бёдер, в глазах эготизм; да он и вообще-то не питал особенной страсти к сексу в значении «коитус», — но всё равно не полюбила. Штайнер уже сделался штандартенфюрером, однажды утром он нарисовался в его дверном проёме, до того качал дверь из коридора, будто проверяя петли, прикрученные орлами внутрь, прежде чем войти и втравить его в смертельную опасность, неторопливо изучал комнату, во взгляде ни толики сомнения или расположения, от ужаса Анатолий едва не забыл включить плёнку, вскочил, начал расхаживать, лихорадочно соображая, как это замаскировать, жался спиной к шторам, Ш. сказал, что они будут стирать память Гиммлеру, собирающемуся посетить лагерь, заманчиво, надо бы сесть и перебрать, что ему терять, какой вообще эмоциональный фон, когда близится конец и, более того, когда в его силах этот конец ускорить.

Анатолий влетел в комнату, — руки трясутся, щека горит, — распахнул сундук и стал швырять за себя листы с инструкциями касательно Светланы на все случаи её жизни, за которую он отвечал, график менструаций, список подарков на новый год, незаконченная вышивка, прогрессивная характеристика по декадам, коллаж из страниц её медицинской карточки с красными крестами на проблемных зонах, дневник наблюдения после стирания, наполовину фетиши, наполовину её смертный приговор, усеивать ими пространство — шаг не столько опрометчивый, у него и других оттенков изрядно, от края предательства до края решения задачи сокрытия военных преступлений, вот человек, ещё до конца ничего не решил, но швыряет, а сам просил ему доверять, это всё, однако, его только подстёгивало, разогнулся, принялся плясать на листах, надрывая свои же вердикты, полные страстей, развёрнутые намёки отдать всё, для него gewöhnlicher Faschismus [284] был таков, кадр отъезжает, видно всё общежитие, два этажа, на каждом по пять освещённых жёлтым всплеском окон, раздвинутые шторы, десять сцен в проёмах сквозь редкий снег, кто-то танцует с невидимым партнёром, кто-то висит на медном абажуре под потолком и поднимает ноги к груди, кто-то в спешке пакует вещи, периодически прыгая на крышке чемодана, другой мастурбирует на вид лагеря, стоя на подоконнике, держась левой рукой за карниз, другой штопает форму под настольной лампой, другой ебёт разложенный на письменном столе труп, другой с безразличным лицом крутит ручку направленной в окно кинокамеры, другой держит в обеих руках по вставной челюсти и двигает ими навстречу друг другу, озвучивая, другой заколачивает изнутри входную дверь необрезной доской, в его проёме видна слабая вспышка, ему теперь десять лет, он рассчитал, что точно не успеет вновь изобрести прибор до того, как закончится война.

[284] Обыкновенный фашизм (нем.).

[283] Верёвочные лестницы (нем.).

[282] Победителей (нем.).

[271] Газ (нем.).

[270] Заштопанные брюки (нем.).

[269] Уничтожение трудом (нем.).

[268] Газовая камера (нем.).

[267] Цех (нем.).

[266] Комендатура (нем.).

[265] Лазарет (нем.).

[264] Орлом (нем.).

[263] Дом надзирателей (нем.).

[262] Решение еврейского вопроса (нем.).

[281] Древних евреев (нем.).

[280] Переклички (нем.).

[279] Прусская добродетель (нем.).

[278] Полное моё воплощение во всём (нем.).

[277] Ограничительная линия (нем.).

[276] Подавать заявления об освобождении на имя управления лагеря не имеет смысла (нем.).

[275] Третий рейх (нем.).

[274] Зубной кабинет (нем.).

[273] Спортивные праздники (нем.).

[272] Труд (нем.).

Глава пятнадцатая