– Я больше не боюсь тебя, – повторил Густав. – И, пожалуй, даже разрешаю тебе остаться. Поглядишь, как я развлекаюсь с твоей милой вдовушкой.

И Густав издал издевательский смех. Но Берхард по-прежнему был неподвижен и бесстрастен.

– Видишь, Аксел, он мне больше не страшен, – пьяно храбрился парень. – Бестелесная мерзость, способная лишь портить нервы. Пусть является, я просто перестану обращать на него внимание.

Однако Аксел Тарф беспокоился, состояние друга ему не нравилось. Как бы видение брата не вызвало новый приступ болезни. Хорошо бы никуда не пускать Густава, а уложить спать. Но разве он послушает? И всё-таки Аксел попробовал.

– Ты слишком много выпил, – сказал он. – Пожалуй, тебе лучше пойти к Гретте завтра.

Густав ткнул в друга уничтожающий взгляд.

– Не указывай мне! Я и так слишком долго откладывал. Вот сейчас допью вино и отправлюсь.

В два больших глотка молодой ландграф залил в себя остатки вина и со стуком поставил пустой кубок на стол. Облизав губы, он почувствовал что-то вязкое. Тыльной стороной ладони вытер рот, взглянул на руку – на ней осталось тёмное и густое пятно. Что это? А губы опять ощущали на себе грязь. Густав вытер рот другой рукой, посмотрел на неё – такое же тёмное пятно. Тёмно-красное. Юноша присмотрелся, и в нос ударил тяжёлый запах крови.

Крови?! Густав облизнул губы. Да, и вкус её! Но отчего? Откуда? Он начал нервно вытирать губы, которые, казалось, ещё больше пачкались. Руками, рукавами, подолом – и всё покрывалось тёмно-красными липкими пятнами. А Аксел наблюдал за другом с нарастающим страхом.

– Что с тобой, Густав?

– Откуда кровь? – взволновано выкрикнул Густав. – Аксел, посмотри, у меня рана на лице? У меня губы треснули?

– У тебя ничего нет, – заверил Аксел. – Лицо твоё абсолютно чисто.

– Разве чисто? Видишь, как течёт, одежда уже вся в крови!

– И одежда твоя чистая, – заверял Аксел. – Нет крови на тебе!

Он резко встал, поспешил к метавшемуся в истерике другу и схватил его за руки.

– Успокойся, Густав, крови нет. Раны на лице нет. Одежда чистая!

– Не трогай меня! – вскричал Густав с выпученными от ужаса глазами. – Смотри, смотри, твои руки теперь тоже испачканы! И крови всё больше и больше! Откуда она, Аксел?!

И тут он поднял глаза. Прямо перед ним всё ещё сидел Берхард, и на его лице появилась злорадная усмешка. Так вот кто напустил поток крови на его лицо.

– Чего ты хочешь от меня? Убирайся отсюда! Убирайся в ад!! – кричал Густав призраку, и голос его срывался от нервов.

Но он был бессилен что-либо сделать, и это ещё больше угнетало его и мучило. Он выл, не в состоянии справиться с потоком крови с его лица. А Берхард, эта бестелесная тварь, смел наблюдать за ним и смеяться, смеяться! Во весь голос!

– Заставь его замолчать, Аксел! Уничтожь его!! – в панике выкрикивал Густав.

Однако Аксел смеха не слышал, призрака и крови не видел. Он лишь видел сошедшего с ума человека с безумными глазами, корчившегося в судорогах ужаса. И для него это было страшнее призрака.

И вновь Патриция сидела у постели больного сына, наблюдая за его беспокойным бредом, и меняя смоченное в холодной воде полотенце на его горячем лбу. Аксел без утайки поведал ей обо всём, что случилось за ужином: о призраке, о видениях, об истерике, после которой и случился этот приступ. Больше Патриция не сомневалась, что к Густаву приходит дух брата. Аксел – слишком надёжный свидетель, чтобы продолжать сомневаться.

Но что делать теперь? Как спасти сына? Отныне Берхард не тот враг, которого можно прогнать или убить. Отныне он – эфирное существо без тела, без жизни, однако имеющее силу и влияние больше, нежели живой человек. И никак не одолеть его.

Патриция встала и подошла к столу. В ящике лежал ключ от покоев Берхарда. Идея очень глупая. Но в столь безвыходной ситуации нужно испробовать всё, даже глупость. Взяв ключ, женщина вышла.

– Можешь быть свободен, – сказала она стражнику, стоящему на карауле у двери.

Лишние свидетели её глупости были не нужны. Дождавшись, когда солдат завернул за угол, Патриция сняла со стены факел и отправилась в соседнюю комнату.

В помещении по-прежнему было темно, душно и пахло сыростью. В тусклом свете факела предметы казались уродливыми и отбрасывали зловещие тени. Душа забилась мелкой дрожью, и сердце сбивалось с ритма от страха. Но Патриция всё равно проходила внутрь затхлой темноты.

– Берхард, – тихо позвала она. – Ты ведь здесь?

Ответом была тишина.

– Я знаю, что ты здесь. Смотри, я пришла к тебе сама. Пришла просить… Нет, умолять пощадить брата твоего. Ты доставил ему уже достаточно мучений и боли, остановись. Не отбирай жизнь у него! Прости его жестокость. Молю тебя.

И снова ни звука, ни шороха. Патриция огляделась. Это безмолвие пугало её больше, нежели вздохи и непонятные звуки.

– Уходи в свой мир, Берхард, – просила несчастная женщина, и голос её срывался. – Я стану молиться о душе твоей. И Густава заставлю делать это. А если уж тебе непременно нужно забрать кого-то с собой, так лучше забери меня. Я принесла тебе больше страданий. Но брата своего пожалей. Пожалей.

Тишина не шелохнулась. Лишь слышно было, как сердце нервно отбивало ритм.

– Да здесь ли ты? Ответь мне! Заклинаю тебя, Берхард, оставь нас, покинь! Прочь уходи!

Патриции померещилось какое-то движение, и будто лёгкое дуновение щеки коснулось. В душе засуетилась паника, готовая вот-вот вырваться наружу. Женщина вытянула вперёд руку с факелом, обвела вокруг – никого. И только сердце в груди заметалось, словно в клетке.

– Прочь уходи! Заклинаю тебя! В замке этом ты более не хозяин!

– Хозяин.

Патриция в ужасе вскрикнула и бросилась было к выходу, но остановилась. Не за тем она пришла сюда, не для того, чтоб показывать страх свой. Безрезультатно пытаясь угомонить сердцебиение и усмирить слёзы паники, Патриция заставила себя гордо выпрямиться и повернуться на голос.

– Уже ничего не исправить, Берхард. Обратно в жизнь тебе не вернуться. Живи в замке, но Густава не мучай больше. Не вреди живым душам. Что хочешь ты за своё спокойствие? Какую жертву? Жизнь?

– Жизнь.

– Возьми мою. Уничтожь меня, терзай мою душу! Но не трогай моего сына!

– Сына.

Голос прозвучал совсем близко. Так близко, что повеяло холодом. Патриция рванула факел в сторону – сердце остановилось. Свет огня выхватил из тьмы бледное лицо молодого юноши с тяжёлым взглядом чёрных глаз и тут же с шипением погас. Сдерживать панику сил больше не было. Откинув древко потухшего