советские межконтинентальные ракеты в тот период имели всего одну боеголовку, в то время как американские уже были оснащены разделяющимися головными частями (РГЧ), то есть одна ракета несла несколько боеголовок, каждая из которых была способна к индивидуальному наведению на цель. Сверх этого лимита стороны обязались в течение пяти лет не увеличивать ни число стационарных пусковых установок МБР наземного базирования, ни количество пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ). Вместе с тем комплекс договоренностей по ОСВ-1 не касался таких важных видов наступательных вооружений, как тяжелые бомбардировщики дальнего радиуса действия, по числу которых США имели трехкратное преимущество над СССР. Кроме того, данные соглашения не регламентировали численность разделяющихся головных частей, что позволяло увеличивать разрушительную мощность МБР за счет размещения на них разделяющихся боеголовок вместо обычных, но формально оставаться в лимитах соглашений 1972 года.

Наконец, третий документ — «Основы взаимоотношений между СССР и США» — содержал 12 принципов, которыми намеревались руководствоваться обе сверхдержавы во взаимоотношениях друг с другом. Они образовывали своего рода кодекс их взаимного поведения — во всяком случае в условиях начавшейся «разрядки»: 1) основной базой советско-американских отношений признавался принцип мирного сосуществования, а имеющиеся между двумя державами различия в идеологии и социальных системах не рассматривались отныне как препятствие для развития нормальных отношений на принципах равенства, невмешательства во внутренние дела, суверенитета и взаимной выгоды; 2) еще одним важным принципом было обязательство обеих сторон в своих взаимоотношениях избегать любой конфронтации, а также стремиться к предотвращению реальной ядерной войны, не пытаясь прямо или косвенно приобрести односторонние преимущества за счет другой стороны; 3) наконец, в сфере безопасности Москва и Вашингтон согласились исходить из ряда важных принципов, в частности признания интересов безопасности каждой стороны и равенства этих интересов, а также отказа от применения силы или угрозы ее применения.

Несмотря на то что этот документ не имел реального контрольного механизма, Москва придавала ему крайне важное значение. А вот у Вашингтона эти «Основы» не вызвали бурного восторга. Более того, практически до момента их подписания госсекретарь У. Роджерс даже не подозревал об их существовании, так как главным разработчиком и лоббистом данного документа выступал только Г. Киссинджер.

Надо сказать, что в отечественной историографии существуют совершенно полярные оценки этого документа. Так, А. М. Александров-Агентов, А. Ф. Добрынин, М. М. Наринский, В. И. Батюк и другие авторы полагают, что в концептуальном плане «Основы взаимоотношений СССР и США» стали важнейшим документом эпохи «разрядки», поскольку впервые на официальном уровне американская сторона де-факто признала «принцип равенства» и согласилась с советской доктриной «мирного сосуществования», положительная оценка которой прозвучала даже из уст того же Г. Киссинджера[870]. Их оппоненты, в частности Ю. А. Квицинский, напротив, говорят о том, что этот документ стал одним из базовых элементов разрушения классовых основ советской внешней политики, логическим венцом которых стала горбачевская политика «нового мышления» и сдача всех позиций Советского Союза на мировой арене[871].

Пребывание Р. Никсона в Москве закончилось обменом подарками: по его просьбе он подарил советскому лидеру эксклюзивный «Кадиллак Эльдорадо», а в ответ получил катер на подводных крыльях «Буревестник», на котором вместе с Л. И. Брежневым, Н. В. Подгорным и А. Н. Косыгиным он «прогулялся» по Москве-реке и обсуждал вьетнамский вопрос. А сразу после завершения этого визита состоялось специальное заседание Политбюро, на котором все его члены в целом дали очень позитивные оценки прошедшим переговорам, и это обстоятельство позволило Л. И. Брежневу заключить, что «с Никсоном можно иметь дело, теперь надо готовиться к ответному визиту в США»[872]. Кстати, в заключительном коммюнике было сказано, что президент Р. Никсон пригласил посетить США с ответным визитом Л. И. Брежнева, Н. В. Подгорного и А. Н. Косыгина. Однако, как известно, с ответным визитом в США поехал только советский генсек.

Уже в июне 1972 года во время очередной встречи с советским послом на своем личном ранчо в Сан-Клементе в Калифорнии Р. Никсон заявил ему, что готов принять Л. И. Брежнева с ответным визитом в Вашингтоне в мае или июне 1973 года. А в середине октября того же года в Вашингтоне состоялось подписание целого пакета советско-американских торговых соглашений, в том числе об урегулировании расчетов по ленд-лизу, о внешней торговле с взаимным режимом наибольшего благоприятствования и о предоставлении советской стороне долгосрочных кредитов Экспортно-импортного банка США.

В ноябре 1972 года, сразу после завершения новой президентской гонки, в ходе которой Р. Никсон, разгромив демократа Дж. Макговерна, вновь «въехал» в Белый дом, Г. Киссинджер навестил А. Ф. Добрынина и передал ему письмо для Л. И. Брежнева. В этом послании была подтверждена прежняя дата визита и перечислены вопросы для новых переговоров лидеров двух держав, в том числе о подписании соглашений о неприменении ядерного оружия и о новых ограничениях стратегических вооружений, об общеевропейских, германских и ближневосточных проблемах и экономическом сотрудничестве. Кроме того, чуть позже Г. Киссинджер уведомил А. Ф. Добрынина, что для активизации советско-американских отношений президент намерен сделать «ряд крупных перестановок в своей администрации» и назначить новых людей на посты госсекретаря и министров обороны и торговли[873].

Непосредственная подготовка новой встречи в верхах началась сразу после подписания Парижских соглашений об окончании Вьетнамской войны. Как и в прошлый раз, к организации нового визита был активно подключен тайный канал Г. Киссинджер — А. Ф. Добрынин, через который Л. И. Брежнев и Р. Никсон согласовывали самые трудные вопросы, например договор о предотвращении ядерной войны. Сама же подготовка этого визита в США шла на фоне новой волны антисоветской истерии, под «знаменами» которой собрались и крайне правые, и либералы, и сионисты, с подачи которых еще 15 марта 1973 года ярый антисоветчик сенатор Генри Джексон внес на рассмотрение Сената знаменитую поправку к законопроекту о торговой реформе.

Между тем в начале мая 1973 года Г. Киссинджер вылетел на переговоры в Москву, где доверительные беседы, прежде всего по военно-политическим вопросам, с ним вел не только А. А. Громыко, но и сам Л. И. Брежнев. Причем эти переговоры шли не столько в Москве, сколько в любимом брежневском Завидово, где генсек под бутылочку «Столичной» буквально «выбил» у своего гостя «расписку» о парафировании будущего соглашения «О предотвращении ядерной войны»[874].

Кстати, к этому времени Л. И. Брежнев не только совершил первый в истории советско-западногерманских отношений официальный визит в ФРГ, который имел большой резонанс во всем мире, но и серьезно укрепил свои властные позиции. На апрельском Пленуме ЦК он не