очаге развалилось полено, и оба они обернулись на треск. Вулф смотрел долго, и Глориан, кажется, поняла, что ему привиделось. С его ладоней сняли повязки, открыв шрамы ожогов.

– Можно загородить, – предложила она, помолчав.

– Мне чаще вспоминается не огонь, а холод, – тряхнул головой Вулф.

– Так давай греть друг друга. – Глориан тронула его за плечо. – Давай попробуем забыть – хотя бы на одну ночь.

– Ты твердо решила?

– Я хочу, чтобы это было с тобой.

Лицо его смягчилось. Он стянул через голову рубаху. Мышцы под ней годами ковались оружием и щитом. На груди курчавились темные волоски.

Он раздевался, не торопясь. Хротцы нагишом купались в горячих ключах и парились в банях, но в Инисе был другой обычай. Вулф протянул ей левую руку ладонью вверх, и Глориан, накрыв ее своей ладонью, немного успокоилась.

– У тебя уже было?

– Только с одной, – кивнул Вулф.

– Хоть кто-то из нас знает, как это делается.

– Не так уж это сложно, – слабо улыбнулся он.

Глориан отвела с его глаз непослушный вихор. Прежде она его не замечала – не было случая подолгу разглядывать Вулфа. Тот взял ее за руку.

Каждое, самое крошечное движение к близости с ним было порочным. Первый долг королевы Беретнет – хранить себя нетронутой до брачной ночи. Не было иного способа доказать, что ребенок ее от супруга.

Вулф, словно подслушав ее мысли, погладил ей костяшки пальцев подушечкой большого. У нее натянулась кожа по всей руке. Его ладони пестрели шрамиками от тетивы лука и учебных поединков.

– Завидую твоим рукам, – откровенно призналась Глориан. – Руки искателя приключений. Воина. Я хотела бы жить такой жизнью, как ты и мой отец. Инис – мой долг, но Хрот – мое сердце.

– И мое. – Вулф заложил ей за ухо длинную прядь. – Можно сделать вид, будто в эту ночь мы в Хроте. Над нами небесное сияние, кругом снега.

Глориан вообразила, что это так. Увидев сияние впервые, она поняла, что влюбиться можно не только в человека, но и в страну.

Его близость пробудила в ней странное тянущее чувство в самой глубине. Оно чем-то походило на месячные, только без боли, а если боль и была, то сладкая. Открыв глаза, она увидела его глаза – темные и серьезные в отсветах очага. Сейчас в них стоял вопрос.

Когда она ответила кивком, он распустил шнуровку ее сорочки и сдвинул ткань с плеч. Она поежилась, но он придержал ее за подбородок, не дав отвести взгляд, и тогда она снова кивнула. Он встал на колени, чтобы спустить сорочку ниже – ниже бедер, а потом рубаха упала на пол.

Вулф смотрел на нее. Глориан задрожала под его взглядом. Не сознавая, что делает, она спустилась к нему с постели и обхватила за затылок. Он сдвинул ее ладони к своему поясу и поцеловал ее.

Прикосновение его губ отозвалось поначалу странным чувством. Она так многого не знала: долго ли длить поцелуй, как целоваться. Он открыл ей рот губами, дав почувствовать свой вкус: мяты, вина, какой-то травы… розмарина? Ее вдруг затопило горем, и она вцепилась в него, что было силы обхватив за шею.

Вулф притянул ее к груди, и она поняла, как глубоко желала его объятий после перенесенной боли. Его подбородок пришелся ей на макушку, и он стал целовать ей голову, бормоча на хротском слова утешения. Сердца их бились рядом.

Каждый из них был для другого прошлым. Памятью иных времен, когда можно было смеяться в сливовом саду и ничего на свете не бояться. Она жалела, что не в силах укрыть его броней, какой он пытался укрыть ее.

Не выпуская ее, Вулф сел на пятки и притянул Глориан к себе на колени. От этого она снова застеснялась, но он взял ее лицо в ладони и заставил смотреть в глаза.

– Это же просто я, – тихо сказал он.

– Знаю.

– Скажи, если захочешь перестать, и я перестану. – Его лицо темнело в ореоле огня. – Обещаешь?

– Обещаю.

Вулф свел ладони у нее на крестце.

– Мы в вечных снегах, – тихо говорил он, – и видим звезды в отверстие дымохода.

Глориан закрыла глаза и перенеслась туда, увидела…

Они остались на полу, стянув меха с постели, – словно и правда лежали в хротском большом доме. Потом Глориан смотрела в потолок, а Вулф задремал, откинувшись на спину и обняв ее одной рукой.

Он был нетороплив и нежен, дал ей время разгореться от прикосновений. Они даже немного посмеялись, заглушая смех поцелуями.

Все вышло неловко, неуклюже, но дело сделалось, и без особого неудобства. Осталось только удивление, а оно со временем пройдет.

Глориан изумилась, поняв, что не видит для себя другого пути, кроме этого, грешного. Странному испытанию подверг ее Святой.

Вулф зашевелился. Глориан смотрела на его тяжелые веки, дожидаясь, чтобы он вспомнил. Вспомнив, он поцеловал ее в лоб:

– Тебе хорошо?

Она кивнула:

– А тебе?

– Да. – Он взялся за подбородок. – Можно бы повторить. И не раз.

– Ох нет! Разве такое вытерпишь?

Вулф улыбнулся, перевернулся к ней лицом. Вскоре он снова уснул, накрыв ладонью ее живот. Глориан прижималась к его груди, слушала сердце, не переставшее биться и в ледяном море. Будь ее воля, она бы ни с кем не легла и знала, что никогда не ляжет после того, как понесет дитя, но близость друга утешала ее.

Хелисента с Джулиан должны были на рассвете уйти, чтобы не выдать секрета Аделе. Та не снесла бы его тяжести, а вот Флорелл предстояло рассказать.

Тревога и нежность, которой наполнил ее Вулф, не давали уснуть. Джулиан советовала поспать после на спине, но ей на спине никогда не спалось спокойно. В самый темный предрассветный час Глориан накинула теплый халат и босиком выбралась из покоев.

Ее бывшего регента заперли в кордегардии, где ожидали суда высокородные пленники. Робарт не спал, смотрел на снежную луну. Его рыжие волосы растрепались, и выглядел он в простой темной одежде меньше ростом, чем казался в богатом наряде.

– Герцог Робарт! – позвала Глориан от дверей камеры. – Как вы?

– Королева Глориан… – оглянувшись, тихо ответил он. – Не думал, что вы придете.

– Я хочу понять. Мне сказали, что вы проводили в лесу некий обряд, рискуя всем. Ради чего все это?

Герцог Робарт поднялся, подошел и взялся за прутья решетки. Глориан отступила, чтобы он не мог до нее дотянуться.

– Ради Лесной хозяйки, – сказал он. – Я хотел вернуть ее на Иниску. Чтобы она нам помогла. Змеи явились очистить эту землю от лживой славы Галиана. Их приход вызван сдвигом равновесия двух сил.

– Я думала, вы всей душой преданы Инису.

– Так и есть, – хрипловато ответил он. – Больше, чем кто другой. Я должен был попытаться возвратить остров к старым обычаям.

– К колдовству и междоусобицам?

– Никаких междоусобиц. Я должен был отдать деревьям то, что мы им задолжали.

– Деревья – это не более чем деревья! – с раздражением