голову, его охватил жгучий стыд. Что с ним такое? Ему тридцать один год. Для будущего короля это неприемлемо.

— Раф, отпусти меня!.. — Шепот Дульси вернул его к действительности. — Прошу, ни слова! Я все беру на себя…

Рафаэль ослабил объятия и отпустил ее. Дульси, к его удивлению, сцепила руки над головой и потянулась, словно надумала делать гимнастику.

— Так намного лучше, спасибо. — Ее глаза были устремлены на него, но голос звучал громко, явно предназначаясь для собравшейся публики. Она повела плечами, разминаясь, а потом стала потирать поясницу. — Джаспер, клянусь богом, ты просто кудесник!

«Джаспер?!»

— Друзья, послушайте, — сказала Дульси, развернувшись к экскурсантам, — если у кого-то из вас защемит седалищный нерв, обращайтесь к моему другу Джасперу. Он, безусловно, лучший мануальный терапевт в Лондоне!

Раф едва не расхохотался. Значит, теперь он — лондонский мануальный терапевт? Что ж, в таком случае ему следует подыграть Дульси. Медленно втянув в себя воздух, он повернулся. Тут же дюжина пар любопытных глаз устремилась на него. Одни не скрывали скепсиса, другие откровенно смеялись над разыгранной сценкой.

Раф улыбнулся и пожал плечами:

— Иногда срочная манипуляция — единственный способ справиться с острым спазмом.

Главное сейчас — не смотреть на Дульси. Один взгляд — и он не сможет удержаться от смеха.

Раф посмотрел на высокого мужчину с каменным лицом, явно того самого, который так сердито окликнул их.

— Прошу прощения за то, как это, должно быть, выглядело, но это была чрезвычайная ситуация… — Он указал на Дульси, стараясь не смотреть на нее. — По крайней мере, бедная Джессика теперь снова может ходить. Десять минут назад ее буквально согнуло пополам… — Рафаэль покачал головой и развел руками. — Ужасное зрелище… — Раф окинул взглядом лица присутствующих, оценивая их вовлеченность. — И все из-за боли, ишиас — такое дело…

— Я могу себе представить… — произнесла женщина средних лет с веселыми глазами, отделилась от группы и с улыбкой направилась к нему. — Я сама ужасно страдаю от ишиаса. — Она одарила Дульси сочувствующим взглядом. — Это может настигнуть тебя ни с того ни с сего. Уж я-то знаю. — И затем она снова посмотрела на него. — Вообще-то в следующем месяце я буду в Лондоне, так что, может быть, загляну к вам. — Ее брови дрогнули, улыбка появилась на ее губах. — У вас есть визитка?

Глава 7

— Джаспер Джулио с Харли-стрит? — На бегу спросил Раф, а затем посмотрел на Дульси и засмеялся: — Я большая шишка, а?

— Конечно, ты лучший в Лондоне!

Она придумала «доктора Джулио», когда та женщина попросила визитку. Ей показалось это имя идеальным для мануального терапевта, а Харли-стрит — звучит очень солидно.

Дульси улыбнулась:

— Когда начинаешь лгать, то самое сложное — остановиться…

Неужели она сказала это?! Да еще и с такой убежденностью, будто одобряет ложь. Похоже, ее слова задели Рафа, — он выглядел напряженным. Неужели он думает, что она действительно верит в то, что сказала? Лгать было не в ее стиле, но она научилась этому у Чарли. Чарли, который придумал блестящую ложь, чтобы сохранить лицо, спасти свою жалкую гордость. Ложь Чарли была отвратительной… Тот случай сделал ее жизнь невыносимой.

Сейчас Дульси придумала все это только для того, чтобы «прикрыть» Рафа. О, бесспорно, это было весело, играть роль, убеждать в чем-то людей, которые не верили, но с улыбкой кивали. Все эти люди знали, что они видели… В отличие от друзей Чарли они сделали правильные выводы. И все же какое восхитительное чувство — немного подурачиться!

Адреналин уже спадал, и чувство вины давало о себе знать. То, что они делали, было неправильно, не само действие, а место, время. Дульси огляделась — вокруг никого, только ряд свободных скамеек, мягкий свет, льющийся между узловатыми наклонными колоннами. Она ощутила облегчение. Раф тоже не казался напряженным, как пять минут назад. Но на всякий случай, если он думает, что ложь для нее обычное дело, она должна объяснить.

— Раф, чтоб ты знал, я ненавижу ложь. Я просто иронизировала.

— Я знаю.

В его глазах был намек на улыбку, но только намек. Дульси подавила вздох. Они так хорошо гуляли, болтали обо всем на свете. Он рассказывал ей о творчестве Гауди. Она успела задать несколько вопросов о его семье. Разговорить Рафаэля было непросто — он очень неохотно рассказывал о своих родственниках.

Дульси удалось узнать, что его мать — наполовину бразильянка и что он бегло говорит по-португальски. А потом они начали целоваться, да так пылко, что едва не устроили «пожар» в гипостильном зале.

Пожалуй, следует продолжить этот разговор.

Дульси перевела дыхание, придав своему голосу дразнящие нотки:

— Знаешь, ты действительно мог бы стать мануальным терапевтом…

Раф вскинул брови:

— Благодаря моему архитектурному опыту?

Она хмыкнула:

— Вероятно.

Его губы дрогнули, и внезапно она не смогла сдержать улыбку.

— Нет, я имела в виду, что ты выглядишь соответствующе, и, надо сказать, имя «Джаспер Джулио» тебе очень идет. Тебе можно полностью доверять.

— Я никогда никого не обманывал, и вот теперь у одной дамы из Манчестера есть мой выдуманный номер. — Рафаэль внезапно остановился и, схватив ее за руки, притянул к себе. — Ты невероятная! — Но вдруг его лицо омрачилось. — О, я чувствую себя ужасно, мне не следовало ставить тебя в такое положение. Это было очень глупо. Неправильно! Мне так жаль, Дульси!

— Это не твоя вина. — Она высвободила руки и положила ему на плечи. — Я тоже виновата.

— Но я… Мне не следовало…

— Ты хочешь сказать — «мы».

Рафаэль плотно сжал губы, а потом улыбнулся и кивнул.

— Хорошо, если ты настаиваешь — мы. Но я все равно чувствую себя неловко.

— Перестань, Раф! Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Я хочу…

Дульси замешкалась. Как объяснить, как облечь в слова этот клокочущий водоворот желания внутри ее? Она перевела дыхание и провела ладонями по его плечам.

— Правда в том, что я хочу целовать тебя все время. — Она провела руками по его затылку, зарываясь пальцами в волосы. — Я хочу прикоснуться к тебе, попробовать тебя на вкус. Я хочу узнать тебя всего…

Рафаэль попытался что-то сказать, но она не хотела его слушать. Не сейчас, когда ей хотелось сказать ему все.

— И я знаю, что мы только что встретились, что мы здесь всего на несколько дней, но дело в том, — ее голос дрожал, — я ничего не могу поделать с тем, что чувствую, когда я с тобой. Я не могу не хотеть того, чего я хочу, и я не знаю, что это значит,