Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме общей враждебности к СССР у партнеров по Антикоминтерновскому Пакту были и другие общие взгляды. И Германия и Япония (хотя и по разным причинам) считали себя "неимущими нациями", несправедливо подвергавшимися дискриминации со стороны западных демократий. И Германия и Япония добивались фундаментального пересмотра сложившегося международного положения, выражали презрение к "загнивающим" буржуазным демократиям и восхваляли добродетели тевтонского/самурайского духа и военной дисциплины. Через год Муссолини привел в этот союз Италию, образовалась Ось Берлин-Рим-Токио.
Сэр Роберт Ванситтарт, заместитель британского министра иностранных дел, быстро осознал, какую угрозу представляет Ось. В меморандуме, написанном в декабре 1936 года, оценивая Антикоминтерновский Пакт, Ванситтарт заметил, что он "представляет видимость сотрудничества против коммунизма; но эта видимость никого не обманет... что этот пакт действительно делает, так это втягивает Японию в орбиту европейской политики в особенно сложный и опасный момент, и увеличивает вероятность, что в определенных условиях Германия и Япония будут действовать вместе".
Тень этой угрозы оказывала цепенящее и иногда просто парализующее действие на британских политических деятелей, и немало способствовала тому политическому климату, в котором появилась политика умиротворения.
Отношения западных демократий с Германией, Японией и Советским Союзом.
Экспансия Японии в Китае в 1930-е годы вызвала растущую враждебность западных демократий. Это было неизбежно, потому что японская экспансия требовала изменения международного положения, которое западные державы создали еще в XIX столетии. Великобритания, крупнейшая колониальная держава в Азии, естественно, была больше всех заинтересована в сохранении существующего международного положения. В правительственных кругах в Лондоне существовало твердое убеждение, что статус Великобритании как великой державы зависит от сохранения ее колониальной империи не только в Африке, на Ближнем Востоке и в Индии, но и в Восточной Азии. Владения Великобритании раскинулись по всему миру, и британское правительство не собиралось их отдавать.
С началом японо-китайской войны в 1937 году в Лондоне росло ощущение, что, если Япония одержит победу в Китае, то она может достаточно осмелеть, чтобы напасть на британские владения в Азии. Таким образом, британское правительство стало рассматривать сопротивление Чан Кайши как первую линию обороны империи. Представители британского министерства иностранных дел, обеспокоенные делами в Восточной Азии, в то время не были сторонниками умиротворения Японии. Как откровенно заметил сэр Джон Бренан из Дальневосточного департамента министерства иностранных дел:
"Правда состоит в том, что мы заняли наше господствующее положение в Китае в результате наших войн против этой страны в XIX столетии, и теперь можем сохранить это положение только подобными же методами. Мы должны или использовать силу, или иным способом оказать достаточное давление на японские власти, чтобы принудить их уступить в нашу пользу то, что они считают своими трофеями... Тщетно было бы ожидать, что мы получим то, чего хотим, лишь попросив их или заявляя протесты по поводу нарушения наших прав".
Британия столкнулась с устрашающей стратегической дилеммой. Тогда как угроза со стороны Оси Берлин-Рим-Токио продолжала расти, политические деятели в Лондоне придерживались мнения, что по экономическим причинам Британия просто не может позволить себе крупномасштабную программу перевооружения без риска банкротства и полного экономического коллапса. Осенью 1937 года в ходе специального доклада на правительственном уровне относительно расходов на оборону был сделан вывод, что расходы на перевооружение не должны превышать 1,5 млрд. фунтов за пятилетний период 1937-41. В докладе объявлялось, что "в долгосрочной перспективе обеспечение адекватной обороны средствами, имеющимися в нашем распоряжении, возможно лишь в том случае, если наша долгосрочная внешняя политика... сможет уменьшить число наших потенциальных противников". Эта прокрустова логика была одобрена премьер-министром Невиллом Чемберленом (когда-то он сам был секретарем казначейства) и правительством 22 декабря 1937 года, всего через десять дней после того, как японцы обстреляли британскую канонерку "Лэдиберд" и потопили американскую канонерку "Пенэй".
В то же самое время (октябрь-декабрь 1937) британское министерство авиации предупредило, что Гонконг будет практически невозможно защитить в случае сильных налетов японской авиации. Адмиралтейство сообщило еще более печальные новости. Три из 15 крупных боевых кораблей Королевского Флота будут поставлены в сухой док на модернизацию на срок около 18 месяцев. Из оставшихся 12 кораблей, 9 построены еще до Ютландского боя и только один из них модернизирован. Таким образом, если Великобритания внезапно будет вынуждена послать в Тихий океан флот, адекватный японскому флоту, в водах метрополии фактически не останется современных крупных кораблей, чтобы сдерживать флоты Италии и Германии. Более того, новая морская база в Сингапуре, считавшаяся оплотом имперской обороны в Восточной Азии, хотя формально была открыта в феврале 1938 года, не сможет выполнять крупномасштабный ремонт кораблей до 1940 года, и ее противовоздушная оборона "безнадежно недостаточна". Не просто так британская дипломатия в конце 1930-х годов испытывала чувство стратегической уязвимости.
Японские лидеры были хорошо осведомлены о стратегических трудностях Великобритании, и намеревались усилить давление на британские позиции в Китае. Но британцы не уступали. В Лондоне полагали (или скорее надеялись), что Япония увязла в изнурительной войне с Китаем, и Британии надо только подождать. Пока правительство Чемберлена проводило политику умиротворения в Европе, Лондон пытался помочь Китаю в сдерживании японской экспансии. И все же военная слабость Британии, ее вовлеченность в углублявшийся европейский кризис, и ее неспособность положиться на поддержку США не позволяли ей активно противостоять Японии. В результате британская политика по отношению к Японии не могла сдержать японскую экспансию, а только возбуждала антагонизм.
Политика США по отношению к Японии в конце 1930-х годов имела те же недостатки. Хотя нерешительность действий США относительно войны в Китае была результатом внутренней политики и общественного мнения (склонности к изоляционизму), а не ощущения военной или стратегической уязвимости, результаты американской политики напоминали британские. Туманные предупреждения президента Франклина Рузвельта и суровые лекции о международном законе и морали государственного секретаря Корделла Халла, не подкрепленные соответствующей угрозой силы, лишь усиливали враждебность Японии, но не останавливали ее экспансию.
Многие японские политики, со своей стороны, искренне надеялись, что напряженные отношения их страны с западными державами вернутся в нормальное русло, когда основной раздражитель - война в Китае - будет приведена к удовлетворительному для Японии завершению. Однако наиболее удовлетворительный для Японии исход - завоевание Китая - был именно тем, что Лондон и Вашингтон пытались предотвратить. Пока одна или другая сторона не изменили свои политические цели, возможность примирения была очень мала.
За десятилетия между двумя мировыми войнами Германия в еще большей степени, чем Италия и Япония, ощущала себя жертвой несправедливого международного порядка, символом которого был столь ненавистный для немцев Версальский договор. "Хороший немец" и лауреат Нобелевской премии мира