Самир прекрасно знал, где находится Саддам. На ферме в Тикрите, куда бежал Саддам, находились сторож, его жена и еще один молодой человек. Позже мы узнали, что этот молодой человек был лучшим другом Самира. Самир лгал, и ничто не могло заставить его разгласить нужную нам информацию. Даже двадцать пять миллионов долларов. Ни обещания, что его помощь будет воспринята благосклонно. Ничего не помогало, потому что Самир любил и боялся Саддама и переживал, что может случиться с ним и его семьей, если Саддам, который все еще был на свободе, узнает, что он сообщил о его убежище. Тем не менее Самир прошел тест на детекторе лжи и сдал его с блеском. "Я действительно думаю, что он говорит нам правду, - сказал полиграфолог Джим. Я часто задавался вопросом, действительно ли он проводил тест или просто говорит нам, что проводил". Ресурсы были на пределе, и те из нас, кто искал Саддама, постоянно сталкивались с коллегами, ищущими разведданные о растущем повстанческом движении, которые претендовали на те же ресурсы. Двойные задачи - поиск Саддама и борьба с повстанцами - не были синонимами, и аналитикам и оперативникам приходилось решать, что важнее для целей американской национальной безопасности. Чаще всего побеждал сбор информации о повстанцах. Иногда люди были не прочь солгать.

Самир убеждал, что не знает о нынешнем местонахождении Саддама, но что-то не давало мне покоя. Назовите это интуицией. Я не мог избавиться от ощущения, что он от нас скрывает. Снова и снова в Ираке я убеждался, что если кто-то твердо решил не говорить вам правду, то выудить ее у него очень сложно. Приходится придумывать стратегии добычи информации, а для этого нужны ресурсы и персонал - водители, охранники, переводчики, полиграфы, - которые были в дефиците. Я горжусь тем, что никогда не участвовал ни в одном из методов принуждения, одобренных Агентством, таких как применение водной доски. Я никогда не видел никаких доказательств того, что принуждение работает.

Когда я позже спросил Саддама, почему он отказался отвечать на наши вопросы о помощи, которую он получил после бегства из Багдада, он настаивал на том, что вовсе не бежал. По его словам, он просто сменил место жительства, чтобы продолжать противостоять оккупации своей страны. Когда я спросил, почему он не рассказывает о людях, которые ему помогали, он ответил с недоверием: "Это мои друзья. Почему я должен рассказывать вам и подвергать опасности их безопасность? Кроме того, когда-нибудь мне снова может понадобиться их помощь!" Я поразился тому, что он все еще считал, что из его затруднительного положения есть выход. Он заблуждался, но при этом был непоколебимо предан людям, которые были преданы ему .

 

Выигрыш

----------

 

Провести брифинг с Саддамом Хусейном было непростой задачей, особенно для первой команды. Он явно был недоволен своим положением и постоянно пытался вырвать у нас контроль над допросами. Через несколько недель нам удалось установить с Саддамом определенное взаимопонимание, и он начал принимать условия своего нового окружения и заключения. Это дало фору командам по допросам, которые появились позже. Саддам мог быть удивительно откровенным, когда это соответствовало его целям. Когда он чувствовал, что ему все ясно или нечего скрывать, он говорил свободно. Например, он предоставил интересные сведения о партии Баас и своих ранних годах. Но большую часть времени мы проводили, взламывая слои защиты, призванные сбить нас с толку или обмануть, особенно в таких областях, как история его жизни, нарушение прав человека, ОМУ, и это лишь некоторые из них.

Саддам был жестким, проницательным и манипулирующим. Он прекрасно разбирался в своих собеседниках, постоянно выискивая уязвимые места, которые могли бы дать ему преимущество. Он все контролировал - не только на допросах, но и когда дело касалось его охраны, питания, медицинских осмотров и условий содержания в тюрьме. Поскольку он отбивался от любых явных попыток управлять им или оспаривать его чувство контроля, мы беззастенчиво взывали к его тщеславию и задавали вопросы окольными путями,*********************************************************************************************************************************************************

Саддам в большинстве своем был внимателен и способен обсуждать широкий круг тем. Временами его было откровенно трудно заткнуть. Он любил поговорить, особенно о себе. Но когда его ставили перед фактом его ответственности за беды Ирака, он расстраивался и бросал на нас сердитые взгляды. В тех случаях, когда речь не шла о самообвинении и личной ответственности, его память была острой как бритва. Иногда я задавал ему непонятный вопрос или показывал фотографию, сделанную двадцать пять лет назад, и его ответ был точным и подробным. В отличие от большинства заключенных, он не казался особенно обеспокоенным самим заключением, возможно, из-за своего предыдущего двухлетнего заключения (с 1964 по 1966 год), а возможно, потому, что его жизнь в качестве президента Ирака была настолько регламентирована, что почти ощущалась как тюрьма. Он не проявлял никаких признаков беспокойства, растерянности, паранойи или бреда. Временами он даже демонстрировал самоуничижительное чувство юмора и иногда разражался хихиканьем, сотрясая плечи. Он часто отвечал на вопросы своими собственными вопросами или давал ответы в форме притч. Чаще всего он позволял вопрошающему самому догадаться о том, что он сказал, вместо того чтобы объяснить это. Он не был космополитом; его высказывания и поведение отражали его бедное, сельское, племенное тикритское происхождение. Но эти мнимые слабости были источником его инстинктивного и глубокого понимания иракского общества и рычагов власти, необходимых для управления им.

Первоначальная оценка Саддама, проведенная *****************, что он был хроническим лжецом. ******* Почти все, кто имел дело с иракским диктатором, были склонны отметать все, что он говорил, если только он чудесным образом не признавался в наличии ОМУ или не отдавал приказы о геноцидных атаках. Саддам мог быть весьма откровенным, когда хотел. Однако наши предвзятые представления о нем иногда брали верх над нами. Временами мы забрасывали вопрос молотком, чувствуя, что не достигаем прогресса, хотя на самом деле это было так. В отношениях с соседними лидерами, и Саддам начал откровенно высказывать свое мнение, в основном негативное, о короле Иордании Абдалле и президенте Сирии Башаре аль-Асаде. На следующий день, когда мы продолжили нашу беседу, Саддам сказал: "Думаю, вчера я сказал слишком много. Поэтому сейчас я ничего не скажу". Иногда я задавался вопросом, знал ли Саддам, как хорошо он все скрывает, или же он сознательно пользовался тем, что Запад изображал его воплощением дьявола.

Когда через несколько дней после захвата Саддама Дональд Рамсфелд заявил в эфире CNN, что ЦРУ будет первым допрашивать Саддама, это вызвало дрожь в наших рядах. До этого