В результате в распоряжении правительства часто оказывается не один, а сразу несколько механизмов, через которые можно влиять на комиссии и заставлять их игнорировать ситуации, когда текущая власть поймана за раздачей денег[180].

В Армении, например, правительство не получило никаких санкций за нарушения, описанные в этой главе. Сначала генеральный прокурор сформировал рабочую группу, чтобы расследовать выдвинутые обвинения, – была надежда, что предпримут какие-то меры. Перед выборами было зафиксировано 220 эпизодов, связанных со скупкой голосов и препятствованием реализации избирательных прав граждан. Из них 58 случаев (38 из них – подкуп избирателей) были переданы в полицию для расследования. Однако, несмотря на достаточно обширную доказательную базу, все иски были отклонены[181]. Фальсификаторы вышли сухими из воды[182].

Правительства также могут формировать экономический ландшафт, на котором идет предвыборная гонка, потому что они контролируют структуру финансовых рынков и, таким образом, влияют на доступность кредитов оппозиционным лидерам. Это чрезвычайно важный момент: недавнее исследование выяснило, что успехи оппозиционных кандидатов в Африке существенно зависят от доступа к ресурсам[183]. Если получение кредитов – простой и открытый процесс, то у оппозиционных лидеров низкий порог для входа в конкуренцию, и им проще бросить вызов текущему руководителю. И напротив, если доступ к заемным средствам жестко регулируется государством, собрать достаточно денег для начала избирательной кампании может быть практически невозможно. Без кредитов потенциальным кандидатам гораздо сложнее привлекать на свою сторону другие влиятельные фигуры, вступать в альянсы с партиями и завоевывать сторонников.

Доступность финансов обусловлена множеством факторов, но один из главных – это степень либерализации банковской системы. Хотя некоторые различия в ней можно отчасти объяснить наследием колониальных времен, а также тем, была ли страна экспорто ориентированной в момент получения независимости, либерализация также основана на решениях действующих президента и премьер-министра. В странах с зарегулированной и централизованной банковской системой текущие лидеры используют свое влияние, чтобы лишить оппонентов доступа к займам. Ввиду этого после обретения независимости африканские лидеры создали репрессивные финансовые режимы, чтобы контролировать бизнес-сообщество в своих странах. Подавление финансовых процессов включает целый ряд институтов и законодательных механизмов: сохранение государственной собственности на банки, предоставление кредитов привилегированным секторам и ограничение доступа к иностранным финансовым рынкам. Эти механизмы позволяют лидерам аккуратно регулировать вопрос, кого допускать к деньгам[184].

Когда это сделано, опасных политических противников можно взять измором и обескровить, сделав непривлекательными союзниками для коалиций и лишив возможности скупать голоса. Такие формы фальсификаций сложно выявлять и критиковать. Одно дело, когда фальсификаторы драматично набивают урны пачками бюллетеней, и совсем другое – когда они обеспечивают себе преимущество сухими законодательными актами в сфере банковской регуляции.

Более того, правительства, как правило, имеют более широкий доступ к финансам, поскольку они чаще получают средства от крупного бизнеса и в регионах с высоким уровнем коррупции могут перенаправить государственные средства на финансирование собственной избирательной кампании. Одна из распространенных черт предвыборной гонки в автократиях – это крупные коррупционные аферы, генерирующие финансовую базу для политической конкуренции[185]. Один из самых ярких эпизодов произошел в Малайзии: сообщалось, что премьер-министр Наджиб Разак перевел около $700 млн из Малайзийского государственного инвестиционного фонда на свой личный счет, чтобы пустить эти деньги на победу в голосовании 2013 года. Мы еще вернемся к этой истории[186].

Вдобавок к прямолинейному злоупотреблению в финансовой системе, коррумпированные источники предвыборных средств часто включают мошенничество с поставками: государство делает масштабные закупки чего-то, в чем не нуждается, по невероятно взвинченным ценам, а образовавшийся излишек возвращается в карманы партийных лидеров, которые считают это собственным доходом. Связь между избирательными кампаниями и коррупцией часто ускользает от общественности, поскольку подобные сделки всплывают уже после выборов. К тому времени оказывается слишком поздно. Но если вы тщательно изучите некоторые скандалы в верхах за последние годы, то обнаружите, что многие из них берут свое начало в предвыборном периоде.

Как отметил политолог и исследователь демократии Лоренс Уайтхед, политическая коррупция в Латинской Америке часто сводится не к личному обогащению, а к политическому выживанию[187]. В ряде стран, включая Аргентину, Бразилию, Колумбию, Мексику и Перу, Уайтхед продемонстрировал, что правительства осознанно и в обход закона получили средства, чтобы обеспечить себе победу.

Особенно показателен в этом отношении случай Мексики во время правления Институционно-революционной партии (ИРП), между 1929 и 2000 годами[188]. На протяжении этого периода ИРП использовала взятки, чтобы сохранить свое единство и мобилизовать сторонников, наиболее активно – к концу правления, когда ее популярность снижалась и «возможности манипулирования результатами выборов сузились из-за кардинальных реформ избирательного законодательства»[189]. Согласно политологу Беатрис Магалони, правящая партия «в предвыборных гонках пользовалась тотальным доступом к государственным доходам»; предполагается, что «губернатор штата Табаско Роберто Мадрасо, входивший в ИРП, <…> потратил от 40 до 80 миллионов долларов, баллотируясь на губернаторский пост в 1994 году – как минимум в двадцать раз больше суммы, разрешенной по закону»[190]. В итоге партия сумела обеспечить себе правящие позиции на целый 71 год, во-первых, перераспределяя государственный бюджет в пользу своего ядерного электората, а во-вторых, жестко контролируя финансовую систему. Это позволяло правительству карать представителей элиты, бежавших в стан противника, и лишать их куска государственного пирога.

Однако эта стратегия срабатывала не всегда. Изначально ИРП стояла на фундаменте реальной народной поддержки, пообещав закрепить завоевания Мексиканской революции начала XX века. Но в 1990-х годах партия стала деградировать и в конце концов потерпела поражение в 2000 году. Этот переход власти произошел не потому, что они стали экономить на скупке голосов, а потому, что этот вид фальсификаций утратил эффективность на фоне нарастающего скептицизма избирателей.

Надо заметить, что ИРП не сдавалась без боя: в год своего поражения партийная машина работала интенсивнее, чем когда бы то ни было. В преддверии выборов правительство создало черную кассу путем отмывания коррупционных денег, что позже вошло в историю как Пемексгейт[191]. В ходе этой схемы профсоюз государственного нефтедобытчика «Пемекс» (англ. Pemex) обратился к своей компании за займом в размере $110 млн, а впоследствии перевел $50 млн на банковский счет, контролируемый ИРП[192]. Он был закрыт чиновниками ИРП за месяц до выборов 2000 года. Хотя правящая партия специально скрывала источник денег и их применение, «собранные данные (сеть организаций, время между открытием счета и изыманием денег с него, а также личности участников операции) позволили говорить о том, что ИРП получила эти средства для ведения избирательной кампании»[193]. Последующее расследование выявило ряд незаконных схем партийного финансирования. Там фигурировали $25 млн, собранные двумя гражданскими организациями, во главе которых стояли руководители ИРП, а также «лотерея», через которую правительство собрало $15 млн, не продав ни единого билета[194].

Несмотря на