Остаток ночи Юлий Иванович провел в радостном возбуждении, отчего ему и поспать толком не удалось. Несколько часов, проведенных в полудреме, только навеяли ему отрывочные, бессюжетные фантазии: то он подставляет грудь под орден, то перебирает в руках стопку кредитных карт, то переносит любимый диван в подъезд столичного высотного здания, то председательствует на какой-то важной, зарубежной конференции по вопросам экономической политики, а кареокая мулатка-переводчица соблазнительно морщит носик. Не отдохнул в эту ночь Литвиненко. А ровно в семь часов утра уже стоял на подножке только что подъехавшего мотовоза.

– Доброе утро, господин директор! – поприветствовал его из кабины Егор Карманов.

– Ровно пять? – ответил вопросом на его приветствие Юлий Иванович.

– По датчику – сантиметр в сантиметр, – кивнул машинист и опять исчез в кабине.

Взревел многотонный дизель – и тронул мотовоз по новой узкоколейке, по свежевырубленной просеке навстречу теплому ветру. Литвиненко принимал порывы этого ветра, как поцелуи, изредка жмурясь от особо страстных дуновений, но вновь размыкая веки, чтобы не пропустить ни одного мгновения. Вот уже им начали встречаться идущие навстречу дорожники из бригады Прокопенчука, вот они уже проехали сколоченную чуть поодаль теплушку, вот показался и сам Николай Анатольевич, стоящий на последней шпале.

– Реку не вижу?! – растерянно оглянулся на Егора директор.

Карманов пробурчал что-то невразумительное и принялся особо тщательно протирать панель управления грязной тряпкой.

– Где река? – крикнул Юлий Иванович, спрыгивая с мотовоза навстречу Прокопенчуку, – Не вижу реку!

– Пять километров, ни одного костыля не пропустили, лично проверял, – невпопад отозвался тот.

– Но где река?! – продолжал кричать директор. – Я тебя спрашиваю: где река?

– Я, господин директор, дорожник, а не географ, – резонно ответил бригадир. – Мне задание дали, направление указали, и вот я здесь. Принимайте работу.

– Какую работу, идиот?! – еще больше рассвирепел Литвиненко. – Я тебя под суд отдам! Ты куда дорогу положил?!

– Куда сказали, туда и положил. Вот план укладки с вашей подписью, – действительно показал упомянутую бумагу Прокопенчук. – Дорожники план дали, в сроки уложились, качество лучшее. Надо хлопцам премию, а оскорблять мене не треба, я о себе лучше думаю.

– Под суд! – прохрипел Юлий Иванович.

– Ну, это в центре решат: кому под суд, а кому премию, – резонно возразил бригадир.

Не найдя нужных слов, Литвиненко соскочил с насыпи и побежал в тайгу, все еще надеясь, что за деревьями вот-вот сверкнут хрустальные воды Имперки.

– Господин директор! – бросаясь за ним, крикнул Жора. – Далеко заходить опасно! Здесь кругом лес!

Однако Юлий Иванович не слышал его и все бежал и бежал, сбивая грудью с мелкого кустарника утреннюю росу. Через десять минут он все-таки остановился, упал на колени, поднял лицо к проглядывающему сквозь кроны деревьев синему небу и завыл. За этим занятием его и застал Жора.

К мотовозу они вернулись близко к сумеркам. Молдаванин придерживал директора за талию, тот еле переставлял ноги и бессмысленно рассматривал землю под ними.

– Никак рехнулся! – испугался Карманов.

– Устал господин директор, очень устал, домой ему надо, – успокоил Жора и гневно взглянул на стоящего поодаль Прокопенчука: – Эх ты!

– Чего я? – огрызнулся тот. – Как сказали, так и сделал. Виноват я, что ли, что реки нету?! Я сам второй день удивляюсь.

– Выпить директору надо, – посоветовал машинист и протянул молдаванину армейскую флягу. – Водки выпьет, и все пройдет.

Жора взял флягу, скрутил с нее крышку, отпил сначала один глоток сам, а уж потом, засвидетельствовав кивком качество напитка, предложил директору. Тот послушно сделал три крупных глотка, занюхал лацканом куртки и приказал:

– Катим назад. Спать хочу.

Связная речь, прозвучавшая впервые за несколько часов из его уст, несказанно обрадовала молдаванина. Он подсадил Юлия Ивановича на платформу, впрыгнул на нее сам и махнул Карманову:

– Гони! Нам Бахов нужен! Мы сейчас всю эту неясность!..

Пилота он застал голым по пояс, сидящим по-турецки у остова разобранного до винта «Джонатана». На груди Вани красовалась татуированная чайка. Поле вокруг было тщательно засыпанно белым ручейным песком, среди которого то здесь, то там поблескивали золотые валуны. Бахов сидел неподвижно, подставив лицо солнечным лучам. Рядом, столь же неподвижно, сидел Карлос.

– В копилки играете? – бесцветным голосом поинтересовался директор.

Ваня открыл глаза и ласково взглянул на Юлия Ивановича:

– Сознание наше уже парит, рано или поздно мы тоже оторвемся от земли и растворимся в Едином.

– Оторвешься, оторвешься. И растворишься на зоне строгого режима, – уверил его Литвиненко. – Ты зачем вертолет разобрал, падла?

– Я был глуп, считал, что золото поможет мне преодолеть притяжение мира, – спокойно объяснил Бахов, – но я понял, что мы не летаем, потому что не хотим или нам некуда.

– Мне есть куда! – закричал директор. – Я реку найти не могу.

– Небо милосердно к нам, – доверительно поделился пилот. – Если мы чего-то не можем найти, значит, нам и не надо это искать.

– Что же мне делать?! – закусив в отчаянии губу, спросил Юлий Иванович.

– Из символов своих заблуждений я собрал сад золотых камней, сядь рядом и растворись в Безмолвии, – предложил Бахов. – До вас приходила учительница. Душа ее потерялась. Лишь бы она не пошла темной тропой. Что, сядете?

От абсурдности предложения и понимания безнадежности перемен, произошедших с пилотом, Литвиненко потерял дар речи.

* * *

Уже на подъезде к Усть-Куломску директор вновь обрел голос и, сжав до бела кулаки, приказал Жоре:

– К семи утра соберешь начальника планового отдела и Прокопенчука на платформе. Реку поедем искать. Компас возьми и топоры. Должна быть.

Приученный за долгие годы работы в леспромхозе к дисциплине, Жора не дерзнул ослушаться Литвиненко: ровно в семь часов утра Рюриков, Прокопенчук и сам Жора с рюкзаками за спинами и топорами в руках поднялись на платформу мотовоза. Директор уже стоял там. Бледный и решительный.

– Где же мы ошиблись, Юлий Иванович? – попробовал вступить с ним в беседу начальник планового отдела.

Но Литвиненко лишь пожал плечами и продолжил разглядывать мерцающие в лучах восходящего солнца рельсы.

– Боязно мне, – шепнул Жора на ухо Валериану Павловичу.

– Отступать ему некуда. Он настоящий демократ. Авось, найдем реку, – попытался успокоить его тот.

Однако слова начальника кадров внесли в душу молдаванина еще большее смятение, и остаток пути он точил лезвие своего топора надфилем, периодически проверяя качество заточки ногтем большого пальца.