Когда рельсы закончились, Литвиненко спрыгнул с мотовоза, приказал Карманову каждые полчаса подавать гудок и решительно зашагал вглубь тайги. Его спутники последовали за ним.

Шли они долго, продираясь через заросли ореховых кустов, преодолевая овраги, обходя редкие, но коварные топи, следуя против течения лесных ручьев, в надежде выйти к реке.

На третьем часу передвижения в лесной неизвестности Рюриков начал беспокоиться.

– Я уже давно не слышал сигнала мотовоза, – поделился он с Прокопенчуком.

– Так какой там сигнал? Глубоко зашли, – хмуро отозвался тот.

– Мы назад дорогу найдем? – спросил напуганный не менее начальника планового отдела Жора.

– У нас компас, – показал прибор Юлий Иванович, также пребывая в некотором смятении.

– Компас – это хорошо, но тут могут рудные жилы лежать, – проинформировал Прокопенчук, – они стрелку на компасе, как хотят, вертят.

– Потеряемся! – запаниковал молдаванин.

– Сигнал надо ждать, может, еще услышим, – предположил Рюриков.

– Мы к реке не вышли! – напомнил им директор.

– Далеко зашли уже! Какая там река?! Река раньше должна быть. Не туда идем, – возразил Прокопенчук.

– Смотрите! – вдруг вскрикнул Жора, тыкая куда-то вперед пальцем.

Все посмотрели в указанном направлении.

На обломанной ветке находящейся неподалеку сосны висел смокинг.

– Луковский, – признал начальник планового отдела.

– Долго он еще с ума сходить собирается? – раздраженно поинтересовался Литвиненко.

– Нам неведомо, – задумался вслух Прокопенчук и добавил: – А оборотень после заката в человека превращаться может.

– Ну и что? – не понял хода мысли бригадира Юлий Иванович.

– Скоро темнеть будет, – объяснил Жора, – Николай Анатольевич возвращаться предлагает.

– Мы не нашли реку, – механически повторил директор.

– Завтра продолжим, – с надеждой в голосе пообещал начальник планового отдела, – опасно. И заяц. Мне на старость лет такие опыты ни к чему. Поздно в визажисты переквалифицироваться, и петь я тоже не умею.

– Хорошо, – смирился с неизбежным Юлий Иванович, – но завтра пойдем с самого с утра. С Белоборска двинем навстречу узкоколейке.

Его спутники радостно согласились и повернули обратно. Вскоре до них донесся отголосок гудка мотовоза.

Неистовая потребность в обретении ясности происходящего принудила Литвиненко к решительным поступкам. Высадившись в половине девятого утра на берегу Имперки, директор задал Рюрикову, Прокопенчуку и Жоре разные направления для поиска узкоколейки. Вооружившись компасами, они предприняли рейд по чащам близ Белоборска. Каждые полчаса Егор Карманов подавал сигнальный гудок и ждал возвращения поисковиков. Первым вернулся Прокопенчук.

– Нету дороги, – зло сообщил он машинисту и принялся разводить у железнодорожной насыпи костер, на котором собирался разогреть прихваченную из города в эмалированной кастрюле гречневую кашу. Спустя час появился мокрый с ног до головы Жора.

– Чуть в болоте не утонул, – признался он бригадиру и машинисту.

– Мужики с Белоборска ночью на рыбалку ходили и слышали шум в тайге, – поддержал его Карманов. – Кричал кто-то, а потом, как слон, пробежал. Утром вальщики видели два дерева сломанных! А из Машковой поляны позвонили и говорят: мимо них зверь идет, как в пожар. Кто-то спугнул зверя.

Еще через два часа из леса вышел начальник планового отдела в изорванной телогрейке и со ссадиной на лице.

– Где это вы так, господин Рюриков? – поинтересовался бригадир.

– В овраг сорвался, – ответил тот и скорбно констатировал: – Что-то здесь нечисто. Только рискуем напрасно.

Литвиненко не было до заката. Пока остальные прочесывали лесные массивы около реки, директор на свой страх и риск углубился далеко в тайгу. Первые несколько часов он двигался, строго сверяясь с компасом, потом ему это надоело, и он пошел наугад. К четырем вечера ноги вывели Юлия Ивановича к расположенной прямо посреди тайги пасеке. На тщательно выкошенной лужайке, между коробами ульев, за сбитым из толстых досок столом сидели генерал Метелица и старик-священник. Пожилые люди сосредоточенно играли в монополию. Директор подобрался поближе и, стараясь не показываться играющим на глаза, подслушал их разговор.

– Как вы думаете, ваше благородие, – вопрошал у Георгия Александровича священнослужитель, переставляя очередную фишку на доске, – выгорит у нового директора эта затея с дорогой к Белоборску?

– Сомневаюсь, ваше преподобие, – отвечал генерал, – тайга точную задачу любит, а директор в политику хочет и в Москву хочет, а дорога – только средство.

– Правильно, мой христолюбивый брат! – горячо закивал поп. – С целью баловать нельзя! Каждая цель должна вести ко спасению души человеческой. И цель должна быть большая, ибо цель порождает веру и смысл житейский. Разве политика – это цель?! Надоело так, давай в маджонга?!

– Давай! – радостно согласился Метелица и смахнул карточки монополии на землю.

Юлий Иванович осторожно попятился прочь от пасеки. Отойдя на достаточное расстояние, он уныло побрел в обратном направлении.

– Чего теперь? – встретил директора осторожным вопросом Егор Карманов.

– В совхоз. Гадать только и остается, – бесцветным голосом распорядился тот.

– Правильно, – поддержал его инициативу машинист. – К агроному надо, агроном свой в астрале.

Распустив на станции поисковую команду по домам, Литвиненко сел в машину Манукяна и поехал в соседний совхоз.

– На окраине агроном живет, – рассказывал ему по дороге водитель. – Трава вокруг его дома – как деревья. Особый сорт. Из нее мешки такие крепкие, что можно камни грузить.

– Совхоз чего культивирует? – поинтересовался директор, наблюдая сквозь окно проносящиеся предзакатные пейзажи.

– Траву эту и культивирует, – ответил Санька. – Раньше турнепс культивировал, но потом под траву поля отдали. А на огородах картошка и подсолнухи. Любят у них чипсы и семечки погрызть. Вдумчивые там люди. И очень веселые.

На поверку Манукян оказался прав – люди в совхозе были и вправду удивительно оптимистичны. Все, кого встретил Литвиненко, проезжая сквозь деревню к дому агронома, либо улыбались, либо покатывались со смеху. Но так: беззлобно, не имея в виду машину директора или его самого. Людей радовал каждый штрих окружающего мира. Старушки, сидящие на завалинке, хохотали, наблюдая за игрой котенка, мужики, несущие мешки в амбар, смеялись от собственного отражения в луже.

– Удивительно! – невольно восхитился Юлий Иванович и обратился к водителю: – Они всегда так позитивны?

– До ночи, – сообщил Санька, – ночью они чипсы грызут. Я же говорил: чипсы и семечки. Много чипсов и много семечек.