Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они русские? – уточнил Литвиненко.
– Армян тоже один есть и азербайджанец один, армян чипсы жарит, азербайджанец – семечки, – улыбнулся Манукян. – Куда же без нас?
– Да, без вас – никуда, – согласился Юлий Иванович. – Забыл спросить. Люди говорят, что ты летчику помогал приборы на золото менять. В тюрьму захотел?
– Так ему же улететь надо, – попытался оправдаться Манукян. – Жалко мужика. Мается без полета.
– Как, идиотина ты такая, он улетит, если от вертолета ничего не осталось? – рассердился директор.
– Это смотря куда он лететь собрался! – загадочно сообщил водитель.
Наконец они добрались до нужного дома. Литвиненко вышел из машины и осмотрелся. Внешне изба агронома мало чем отличалась от обычных сельских построек, разве что размерами была значительно больше и абсолютно не имела окон, а дверей имела сразу три. Вокруг избы произрастали титанических размеров сорняки. Стволы некоторых из них были обмотаны разноцветными тряпочками.
Юлий Иванович на всякий случай трижды плюнул через левое плечо, шагнул к одной из дверей, постучался и вошел внутрь.
Поначалу он ничего рассмотреть не мог из-за чада. Когда он хорошенько откашлялся и вытер выступившие слезы, то обнаружил себя стоящим в просторном помещении, выстеленном коврами. В нескольких шагах от него дымилась круглая чаша на треноге над раскаленными углями. Из-за чаши на него с интересом наблюдал бородатый мужчина в буром банном халате крупной вязки.
– Я Литвиненко, директор леспромхоза. Мне агроном нужен, – решил первым представиться Юлий Иванович.
– Я и есть агроном! – широко улыбнулся мужчина.
– Дорогой мой! Можно, я вас обниму? – отчего-то расчувствовался директор.
– И я вас! – вышел к нему навстречу агроном.
Мужчины принялись жарко обниматься.
– Вы – директор? – хохотнул бородач.
– А вы – агроном? – засмеялся директор.
– Квасу хотите? – спросил агроном.
– Больше всего на свете! – кивнул Литвиненко.
Бородач взял его за руку и повел к длинному столу у левой стены. На столе стояло с добрый десяток кувшинов с квасом и столько же корзин с чипсами.
– Чего дымите-то в дому? – поинтересовался на ходу Юлий Иванович.
– Так это не дом, это я в коптильне живу, – пояснил хозяин и показал рукой на развешенные вдоль стен полотнища грубой ткани.
– И ходкий товар? – удивился директор.
– Заказов на полгода вперед, – кивнул агроном, первым усаживаясь на лавку у стола. – Экспортируем в Голладию, Бельгию и США. С руками рвут. Особенно для ортопедических матрасов берут.
– Ортопедических?! – удивленно вскинул бровь Литвиненко, занимая место на лавке рядом с бородачом. – Для спины полезно?
– Боль снимает.
– Как же вы, уважаемый, до такого додумались?
– Я кино очень люблю, – признался агроном, – Особенно творчество Андрея Арсеньевича Тарковского, в частности – «Сталкер». Помните, там проводник профессора с писателем бросил, в сторонку отошел и лежа релаксировал в зарослях канабиса?
– Детально помню, – кивнул Юлий Иванович. – Это не что иное, как кинематографическая метафора метаний ищущего духа, плененного здравым смыслом и буржуазным формализмом, оковами прагматики и нигилизма.
– Вот, вот! – обрадовался такому пониманию бородач. – Поэтому я турнепс сажать не стал и засадил поля другой культурой. Три года новые, морозоустойчивые сорта выводил. Все получилось.
– Карту кинете? – без всякого перехода спросил директор.
– На дорогу? – хитро уточнил агроном.
– На нее, окаянную, – вздохнул Литвиненко, – никак к реке ее не дотянем.
– И не дотянете. Я кидал уже. Перевернутая башня и четверка пентаклей легла.
– Нет реки или нет дороги?
– Река есть, но с дорогой она не связана.
– То есть: все плохо? – пригорюнился Юлий Иванович.
– Почему – плохо?! Хорошо! – одобряюще хлопнул его по плечу бородач. – Вы аномалию обошли, теперь вас ждет заслуженная награда. Зона, она и у нас зона. Вся Россия зона, душа русская – тоже зона, а дорога ваша – путь к просветлению.
– Вот оно как! – восхитился директор. – Как все просто оказалось!
– А вы думали?! В этом мире всегда все было просто, сложности в налоговой милиции придумали, – хихикнул агроном и принялся разливать по стаканам квас.
Вечером того же дня Литвиненко собрал в конторе Рюрикова, Прокопенчука, Раппопорта, Тумбалиева, Жору, Шнейдера и бригадира с Машковой поляны по фамилии то ли Картуков, то ли Калтупов. Рассадив руководящий состав на стульях у стены, директор встал у плана строительства новой магистрали.
– Господа, – с трудом подавив улыбку, начал он, – не стану скрывать, что мы столкнулись с поразительным явлением, не имеющим никакого объяснения. Вы понимаете, о чем я?
Присутствующие синхронно кивнули.
– Ситуация осложняется тем, что через две недели, в канун Дня Независимости ожидается прибытие правительственной комиссии. Но и это еще не все…
– Я вас умоляю! – встрял Ефим Михайлович. – Надо самолет вызвать и сверху посмотреть. От нашего вертолета, сами знаете, одно название осталось.
– Сдурел, что ли?! – не дал ему договорить Прокопенчук. – Через день здесь прокуратура будет.
– Именно так, – хихикнул Литвиненко. – Мягко говоря: нас не поймут.
– Поймут, но по-своему, – кивнул Валериан Павлович.
– Все УДО отменят, а у нас двенадцать деловых на узлах, буза будет, – вставил бригадир из Машковой поляны.
– И главный инженер убег, – напомнил Жора.
– Это тоже полбеды, – продолжил Юлий Иванович, – главное в хорошем отношении. Объясню: господина Прокопенчука представили к ордену «За заслуги перед Отечеством», со следующего месяца всем сотрудникам леспромхоза повышают зарплату на двадцать процентов и прикрепляют к оздоровительному комплексу «Жемчужина» в Крыму. Передовики района должны купаться в море, причем летом. В начале июня придет новое оборудование для больницы, и будут перечислены средства на строительство стадиона. Такие перспективы, господа. Что делать?
– А ваши варианты? – поинтересовался Раппопорт.
– Реки мы так и не нашли, но ее можно вырыть. Как один из вариантов. Или Белоборск в конце железнодорожной ветки построить. Как второй, – предложил Юлий Иванович.
Присутствующие впали в глубокие размышления. Первым отозвался Рихарт Франсович. Доверительно взглянув в глаза Литвиненко, доктор спросил:
– Юлий Иванович, а сколько дней в году?
– 365, – чувствуя определенную иносказательность в вопросе Шнейдера, ответил директор.