искусство толковать Талмуд, которое лишь в Польше должно было достичь своего высшего развития, исходило от рожденного в Польше еврея. Ученик Якова Марголиса (Марголита) из Нюрнберга, Яков Поляк в баварских талмудических школах познакомился с той хитрой игрой вопросов и ответов на талмудические темы, которая по имени городов, где она была в употреблении, получила название нюрнбергской, регенсбургской и аугсбургской. Но он не шутил этой игрой. Хотя этот метод талмудического толкования получил особое имя, пилпул, однако невозможно дать о нем какое-нибудь ясное представление. Это — расточительное употребление остроумия на мелкие дела, возведение гигантского строения на песчинках, искусство комбинировать, умеющее привести самые отдаленные вещи в близкую зависимость, мелочность, возбуждающая одновременно и удивление и смех. Та ииумбадитская софистика, которая была высмеяна талмудистами самими, которая умела продеть веревку чрез игольное ушко, была еще значительно превзойдена методом пилпула Якова Поляка. Хотя это искусство диспутировать, сходное с схоластикой средневековых университетов, и порицалось некоторыми знатоками Талмуда, однако оно проложило себе путь, потому что оно соответствовало человеческой склонности к новинкам и было удобно для употребления. Но к чести Якова Поляка должно быть сказано, что он не виноват в том злоупотреблении, которое позже совершалось этим. Он был настолько осторожен, что не опубликовал и не увековечил письменно или печатно достигнутых этим методом выводов. Он не изготовил даже копии с своих отзывов, потому что он с одной стороны считал это высокомерием, с другой же он боялся, что потомки могли бы слепо следовать его решениям и придерживаться их буквы.

Как молодой раввин, Яков Поляк позволил себе что-то, чем и нажил себе ожесточенных противников и навлек на себя даже проклятие. Он взял жену из богатого семейства, и его теща имела доступ к богемскому двору. Эта овдовевшая теща выдала свою вторую дочь до её совершеннолетия (раньше наступления двенадцати лет) замуж за знатока Талмуда, Давида Цеднера однако об этом браке она скоро столь сильно пожалела, что захотела добиться расторжения его. Но так как муж не соглашался на развод, то теща, наученная Яковом Поляком, захотела, чтоб брак считался расторженным простым заявлением ставшей совершеннолетней молодухи: «я его не хочу». Это слишком легкое при таких обстоятельствах расторжение брака, по талмудическим законам во всяком случае наполовину допустимое, было однако за пятьдесят лет до того отменено Менахемом из Мерзебурга. Тем не менее, Яков Поляк, желая услужить своей теше или чтоб поддержать талмудическую точку зрения, пошел на то, чтоб прямо объявить брак своей молодой свояченицы расторженным. Против этого энергично стали возражать почти все раввины Германии, именно его учитель, Яков Марго лес, не задолго до своей смерти и Пинехас из Праги, и наложили на него анафему, пока он не откажется от незаконного шага и не отведет свою свояченицу в дом её супруга или не устроит расторжение её брака путем законного развода. Это дело вызвало столько разговоров, что был запрошен об этом также раввинский авторитет из Падуи, Иуда Менц. Когда и он высказался против образа действий Якова Поляка, последний стал искать себе союзников раввинов, но нашел лишь одного, которого семейное несчастье принудило высказаться за него против своего убеждения. Ученик Иосифа Колона, Меир Пфеферкорн (в Праге?), жена и дети которого томились в темнице, мог надеяться лишь на тещу Якова Поляка, что она, благодаря своему богатству и влиянию, будет ходатайствовать об их освобождении и добьется этого. Но последняя была достаточно невеликодушна, чтоб обещать свое заступничество лишь под условием, что Меир Пфеферкорн одобрит раввинским отзывом расторжение брака её дочери без развода Несчастный муж и отец должен был согласиться на это, и таким образом, несмотря на протест всех раввинов, Яков Поляк мог выполнить свое намерение. Каким образом он избег отлучения, осталось неизвестным. Этот случай ему нисколько не повредил, так как вокруг него все-таки толпилось множество учеников, и его школа стала руководящей; его искусство талмудического толкования настолько вошло в моду, что почти все раввинские школы признали его, и того, кто не в состоянии был этим способом толковать Талмуд, считали отсталым или недалеким. Один из учеников Поляка и точный его портрет перенес его метод в Польшу и основал для неё там настоящее отечество.

Помимо Италии и Турции убежищем для преследуемых и изгнанных, именно из Германии, была в то время Польша, к которой принадлежала связанная личной унией Литва. Здесь евреям было значительно лучше, чем в соседних странах по ту сторону Вислы и Карпат, хотя монах Капистрано и расстроил на некоторое время хорошие отношения между королевством и евреями.

Короли и дворянство известным образом нуждались в них и обычно, если не вмешивались другие интересы, предоставляли им права, так как своими капиталами и торговлей те приводили в движение почвенные богатства страны и могли доставать столь необходимые для бедной деньгами страны наличные деньги. Откуп пошлин и винокуренные заводы были большей частью в руках евреев. Само собой разумеется, что они владели землями и занимались не только торговлей, но и ремеслами. На 500 христианских крупных торговцев в Польше было 3200 еврейских, но в три раза больше ремесленников, среди которых были золотых и серебряных дел мастера, кузнецы и ткачи. Медицина была представлена еврейскими врачами. Жаждавшим знания евреям был, правда, закрыт доступ в устроенный в Кракове Казимиром Великим университет, который при его преемниках принял церковный характер. Но желавшие учиться еврейские юноши не страшились далекого путешествия в Италию для изучения медицины в свободном университете Падуи. Чрезвычайно благоприятный для евреев статут Казимира IV Ягело был все еще в силе, потому что, хотя последний под давлением фанатического монаха, Капистрано, и отменил его, однако несколькими годами позже ради пользы, получавшейся польской короной от евреев, снова ввел его. Таким образом, евреи в общем признавались в государстве гражданами, не обязаны были носить позорящие знаки и могли даже носить оружие. После смерти этого политичного короля два противника начали, правда, против них борьбу, с одной стороны духовенство, усматривавшее в благоприятном положении евреев в польском государстве ущерб христианству, а с другой стороны немецкое купечество, издавна поселившееся в городах, привезшее с собой из Германии свой сословный характер и из конкуренции ненавидевшее еврейских купцов и ремесленников. Обоим вместе удалось настолько восстановить против евреев преемников Казимира, его сыновей Иоганна Альберта и Александра (1492 до 1505), что они уничтожили привилегии евреев, заперли их в еврейские кварталы (в предместье Казимиеж около Кракова) или в иных местах их совершенно изгоняли из городов. Но уже их ближайший преемник, Сизизмунд I (1506 до 1548), был благосклонен к