имели такого верного, преданного и умного заступника. Он мог похвастать, что делал длинные путешествия в интересах общин и что он защищал их перед королями и императорами, в собраниях совета и в императорских палатах. В действительности он многого добился у государей и магистратов. Всякий раз, когда он только мог добиться аудиенции у императора Максимилиана и его преемника, он был благосклонно выслушиваем. Хотя Иоселин не мог располагать большими денежными суммами, он был всеобщим любимцем. Нередко дикие шайки грабили его дом тогда, когда государи дружески с ним беседовали.

Внутренняя религиозность, непоколебимая вера в Бога, воодушевлявшая его так же сильно, как псалмопевцев, и пламенное рвение в ведении дел затравливаемых должны были придать его чертам столь одухотворенный вид и возбудить к нему такую горячую симпатию, что суровые в мстители дружественно его принимали и выслушивали. По справедливости единоплеменники прославляли и благословляли его, как своего великого защитника. Без этого своего гения-хранителя евреи должно быть, не могли бы утвердиться в Германии. Изгнание евреев из Испании действовало заражающе. С того времени государи и города проектировали высылку их также из немецких областей. Но для того, чтоб оправдать эту жестокость, для чего нельзя было, как на Пиренейском полуострове, воспользоваться предлогом, будто их присутствие вредит новохристианам и что последние совращаются ими к отпадению от церкви, еще более часто стали распространять лживую сказку об убийстве евреями христианских детей и об осквернении ими просвиры. Чтоб вовлечь в обвинение побольше евреев, постоянно прибавлялось, что часть детской крови была послана в такие места, где жило много и притом богатых евреев.

Доминиканцы, добившиеся в Испании высылки евреев, со свойственной им хитростью и настойчивостью проводили тот же план для Германии. Они представляли евреев, как страшное привидение, жаждущее крови христианских детей. А император Максимилиан, которого отец просил защищать евреев от клеветнических обвинений, не имел стойкого характера и был, наоборот, доступен всяким влияниям и внушениям и не всегда следовал совету своего отца. Его отношение к евреям было, поэтому, постоянно колеблющимся; то он оказывал им защиту или, по крайней мере, обещал им ее, то он поднимал руку, если не для кровавого преследования, то для их высылки и унижения. Лживым обвинениям против них в осквернении просвиры и убийстве детей по временам внимал также император Максимилиан. Поэтому в его время в Германии и принадлежавших к ней странах происходили не только изгнания евреев, но и преследования и мучения. Они так ожидали ежедневно смерти под пыткой, мученической смерти, что формулировали специально для таких случаев покаяние в грехах, чтоб невинно обвиненные, если от них потребуют отпадения, смертью запечатлели свое покаяние и радостно отдали бы себя за единого Бога. Если же где-либо, с согласия императора или при его пассивном отношении, евреи изгонялись, то последний без колебаний приказывал отбирать в свою пользу их оставленные недвижимые имущества и продавать их.

Уже в первые годы своего правления он изгнал евреев из Штирии, Каринтии и Крайни. Земские чины и прелаты этих местностей стали жаловаться, что евреи ругали таинства, что они ужасно мучили и убивали молодых христиан, выцеживали у них кровь и пользовались ей для своего проклятого дела, что они при помощи фальшивых писем и печатей обманывали христиан и превращали их в нищих. Затем они предложили императору 40000 золотых в возмещение потерь от прекращения поступлений еврейского налога, если он согласится на изгнание евреев. Хотя Максимилиан был умнее и образованнее своего отца, он все-таки принял все эти обвинения за истину или показал вид, что верит им, и поэтому издал декрет 4-го марта 1496, согласно которому евреи до января следующего года под страхом тяжких наказаний должны были покинуть эти области. Он чрезвычайно затруднил там для евреев также временное пребывание или проезд. Между тем у Максимилиана было все-таки еще столько человечности, что он указал высланным новые места для жительства в Мархеке и Эйзениитадте и приказал бюргерам этих городов давать им квартиры за дешевую наемную плату, пока они не отстроят себе жилища. Незадолго до срока высылки он разрешил им также вследствие суровой зимы и других затруднений оставаться в стране несколько дольше. Но, в конце концов, они все таки должны были выселиться. Их дома, синагоги и кладбища, которых горожане не хотели купить, надеясь получить их даром, были императором отчуждены и подарены.

Нюрнбергскую еврейскую общину император прогнал не прямо, но дал на это разрешение горожанам за презренный металл; а христианский мир упрекал еще евреев в несправедливом приобретении денег, в то время, как последние, собственно, ведь, только богатые, во всяком случае совершали такую несправедливость лишь в малых размерах. Причины изгнания в это время евреев из Нюрнберга неясны. В течение долгого времени между ними и почтенным советом существовали пререкания из-за введения нового устава или преобразования общины с ограничительными против них пунктами, незаконность которых они доказывали. Сейчас после получения власти Максимилианом горожане обратились к нему с просьбой разрешить им изгнать евреев «за их распущенное поведение». Это «распущенное поведение» они формулировали в обвинениях, будто евреи, приняв чужих единоверцев, увеличили свое число сверх нормы, что они взимали непомерные проценты и совершали подлоги с долговыми требованиями, вследствие чего вызвали обнищание ремесленников и, наконец, будто они укрывали у себя всякий сброд. Чтоб возбудить против них ненависть, богатый бюргер, Антоний Кобергер, велел на свой счет отпечатать злобное юдофобское сочинение испанского францисканца, Альфонсо де-Сиина, которое должно было укрепить понимающих по-латыни, т. е. образованные классы, в их заблуждении, будто евреи богохульствуют, оскверняют просвиры и убивают детей. После долгих просьб император Максимилиан удовлетворил, наконец, прошение совета «за верность императорскому дому, издавна проявляемую городом Нюрнбергом», отменил еврейские привилегии, разрешил совету назначить срок для изгнания, но настаивал, чтоб дома, земли, синагоги и даже кладбище поступили в» пользу императорской казны. К тому же он еще предоставил городу Нюрнбергу право никогда более не принимать евреев (5-го июля 1498). Сначала совет дал для подготовления к отъезду всего четыре месяца, а в совете тогда заседал уже образованный, много говоривший о гуманности и добродетели патриций, Вилибалд Пиркгеймер, позже столп кружка гуманистов. После мольбы несчастных отсрочка была продлена еще на три месяца; но евреи, созванные судьями в синагогу, должны были поклясться, что к этому сроку они наверное выселятся. Наконец (10 марта 1499), и без того пришедшая в большой упадок и ослабленная, община Нюрнберга оставила город, в котором она вторично поселилась по окончании черной смерти. Совет был еще достаточно гуманен и послал несколько сильных человек сопровождать уходивших, чтоб