поле зрения появилась бушующий ручей, тревога и обида немного улетучились.

Я подошла ближе к воде и чуть не отшатнулась, когда взгляд льдисто-голубых глаз встретился с моими.

— Мне казалось, я говорил тебе не бродить по этим лесам.

Я заскрежетала челюстями.

— А я, кажется, говорила тебе, что не слушаю незнакомцев.

Он снова сосредоточился на воде и прислонился спиной к дереву.

— Иногда предупреждения незнакомцев — лучшие подарки, которые когда-либо будут.

— Может быть, ты мог бы сделать им молчаливые предупреждения.

Он чуть улыбнулся, отчего шрам на губе стал заметнее.

— Достаточно справедливо.

Я предоставила мистеру Мрачности и Задумчивости свободное пространство, выбрав место у другого дерева. Я опустилась на землю и прислонилась к шершавой коре высокой сосны. Я вжала руки в мох по бокам. Это было заземляюще, будто я могла просто позволить земле поглотить меня целиком.

— Почему именно это место? — спросил он.

Я наблюдала, как кружатся синий и зеленый цвета, увенчанные белым.

— Такое чувство, что здесь можно заглушить все, что угодно.

Он посмотрел в мою сторону.

— И что же ты заглушаешь?

Я встретила этот пронзительный взгляд, не в силах отвести свой. Что-то во мне хотело сказать ему. Сложить свою ношу к ногам этого незнакомца.

— Моя сестра умерла, а мои родители — придурки.

Он поджал свои сочные губы.

— Лаконично.

— А как насчет тебя? Что заглушаешь ты?

Он снова повернулся к воде.

— Призраков.

Выражение его лица стало каменным, когда он наблюдал за вихрем красок. Я хотела знать больше, спросить миллион разных вещей о том, что преследовало его. Но я бы не хотела сама отвечать на эти вопросы. Поэтому вместо этого я повернулась обратно к ручью.

Я растворилась в журчании воды, ощущении бриза, прохладного мха под руками. Я позволила мыслям плыть по течению. Каждый раз, когда воспоминание угрожало поглотить меня, я сосредотачивалась на чем-то, что могла увидеть, услышать, потрогать или понюхать.

И ни разу я не почувствовала себя одинокой. Несмотря на то, что этот человек был незнакомцем, несмотря на то, что мы не произнесли ни слова, его присутствие успокаивало меня. Что-то в осознании того, что я была не единственной, кому было больно, не единственной, кто пытался примириться с призраками, умиротворяло.

В какой-то момент небо изменилось, и ветерок стал прохладным. Я заставила себя встать.

— Мне пора идти.

Он поднялся на ноги так же, как и я.

— Спасибо, что посидел со мной…

— Вон, — ответил он.

У моего таинственного незнакомца было имя.

— Вон, — эхом повторила я, будто перекатывая по букам его имя во рту. Оно ему подходило.

Он вопросительно приподнял бровь.

— Роуэн.

Он кивнул.

— Позволь мне убедиться, что ты нормально вернешься. Солнце садится, и последнее, что мне нужно, — это мертвая девушка на моей совести.

Я напряглась от его слов, все тепло и уют, которые я чувствовала ранее, улетучились в одно мгновение.

— Похоже, тебе было бы легче, если бы я свалилась со скалы по дороге домой.

Он подошел на шаг ближе.

— Ты понятия не имеешь, что для меня легко, а что нет.

Мое сердце бешено колотилось о ребра.

— Что ж, позволь мне кое-что упростить. — Я повернулась на пятках и убежала.

— 14-

Я снова поднесла банку диетической колы к глазам. Очевидно, именно так я проводила все свои утра в Кловердейле. На этот раз мои глаза не были опухшими от слез, но они горели от недосыпа.

Прошлой ночью я ворочалась с боку на бок, не в силах устроиться поудобнее. Кожа казалась слишком тугой для тела, и у меня была острая потребность двигаться. Впервые в своей жизни мне захотелось заняться бегом.

Вместо этого я достала пастель и начала рисовать. Я заполняла страницу за страницей, даже не осознавая, что создаю, пока на меня не уставились льдисто-голубые глаза. Вон. Он насмехался надо мной, даже в моем подсознании.

Я отняла банку от лица и с треском открыл ее. Делая большой глоток, я молилась, чтобы это хоть немного рассеяло туман в мозгу. Рогалик появился в тостере, и я быстро намазала на него немного сливочного сыра. Как только я закончила, у меня зазвонил телефон.

Кин: Считай, что это я звоню в твою дверь.

Одной рукой я завернула рогалик в бумажное полотенце, а другой набрала сообщение.

Я: Лентяй.

Кин: Грубиянка.

Я сунула телефон в задний карман и перекинула рюкзак через плечо. Схватив рогалик и диетическую колу, я направилась к двери. Я помедлила, прежде чем открыть ее, прислушиваясь. Я не слышала телевизора и не была уверена, что именно это означало.

Вместо того чтобы позволить себе погрузиться в беспокойство о маме, я направилась к грузовику. Кин спрыгнул с заднего сиденья и придержал дверцу открытой. Он отвесил преувеличенный поклон.

— Мадам, хотите, я подсажу вас в вашу колесницу?

Я фыркнула.

— Я могла бы просто использовать тебя как подножку, чтобы забраться внутрь.

— Мне нравится ход ее мыслей, — крикнул Лукас с переднего сиденья.

Кин согнулся в талии, словно собираясь превратиться в табурет. Я схватила его сзади за рубашку и приподняла.

— Прекрати, ладно?

Он одарил меня улыбкой, от которой его льдисто-голубые глаза заискрились. Что-то в них очень напомнило мне Вона. Я запрыгнула в грузовик, Кин последовал за мной, Холден снова завел двигатель, мы поехали.

Я взглянула на Кина.

— У тебя есть брат?

Он напрягся, и машина остановилась.

— А что?

Я скользнула взглядом по каждому лицу, обращенному в мою сторону. Выражения были самые разные, но ни одно из них я бы не назвала теплым.

— Э-э, я встретила кое-кого, и у него глаза очень похожи на твои. Нечасто встретишь людей с такими голубыми глазами.

Кин сглотнул, и это было почти так, как если бы движение причинило ему боль.

— Где ты с ним познакомилась?

— Эм, в лесу. Мне нужно было отдохнуть от дома и…

— И ты думала, что будешь бродить по каким-то незнакомым тебе лесам? — рявкнул Холден.

Лукас положил руку на плечо Холдена и сильно сжал.

— Ты говоришь очень похоже на Вона, — пробормотала я.

Кин резко повернул голову ко мне.

— Он говорил с тобой?

— Почему это странно?

Лукас был тем, кто ответил.

— Вон через многое прошел. Он не слишком сердечен и на самом деле не любит других людей. Особенно, если думает, что они вторгаются на его территорию.

— Это территория национального лесного фонда, — возразила я.

Лукас покачал головой.

— Не имеет значения. Полагаю, это был тот гребень у ручья?

Я кивнула.

— Это его место.

— Он едва позволяет мне туда ходить, —