И вряд ли это «что-то» улучшило мою репутацию.

Кроме того, каждый новый день в школе начинался с разбора доносов — этим занимался наставник Тео. Если кто опоздал на занятие, позволил себе непристойную шутку или двусмысленно провел большую часть ночи у лица своего или противоположного пола, тот мгновенно становился темой обсуждений. На третий день я уже мог бы вместо Тео прочитать лекцию о нравственности начертателей — настолько однообразными и регулярными были его выступления на эту тему.

В общем, приятного было мало. Общался я по факту только с группой подружек моей нечаянной знакомой Марты, которые скорее терпели меня, чем испытывали симпатию, с наставниками и Эриком.

Кстати, мой приятель начал делать успехи. Теперь он частенько появлялся с повязкой то на одном глазу, то на другом, и, с его слов, пару раз ему все-таки удалось взять под контроль внутреннюю силу и заставить произвести некое малоразрушительное действие. Я долго пытал Эрика, пытаясь узнать, что конкретно ему удалось сделать, и тот нехотя рассказал, что учится бить посуду.

Моему удивлению не было предела. Эреб обучает миротворца бить тарелки?.. Но Графыч назвал меня дураком и пояснил, что это еще один очень важный камень преткновения — контролировать разрушительную силу высвобождаемой энергии. Раскурочить целую комнату для него куда проще, чем аккуратно разбить всего один стакан, стоящий в окружении другой посуды.

И немного поразмыслив, я с ним согласился.

В общем, хорошо, что я все-таки попал в школу не один, а с Графычем. Потому что завести здесь новых приятелей оказалось недоступной для меня опцией.

Ну и шут с ними. Дома меня ждали настоящие друзья, боевые братья! Как же хотелось очутиться хоть на один вечерок в нашей харчевне, выпить пива и поболтать с Азрой, с Янусом, увидеться с Рыжим и почесать мягкие ушки Ники.

Но в город меня не отпускали — ни через день, ни через неделю я так и не смог отпроситься у начальства. Эреб заявил, что портал — это форма награды, а я пока еще ничего не заслужил, кроме разве что плетей по филейной части, и вот их-то он мне может выписать в любое время, с большим удовольствием и по первому же требованию. И что если я подойду к нему снова с той же просьбой, то кукование в навесном карцере мне покажется сказкой.

Но кое-что хорошее в школе все-таки было. Первое — это сама учеба. На меня лавиной обрушилось столько всего интересного, что только успевай запоминать. Правда, на практике успехи оставались более чем скромными — одно и то же начертание я мог выполнить как прилично, так и через жопу. Будто каждый раз Фортуна смеялась за моим плечом и подбрасывала монету — орел или решка. Но в целом дело двигалось, и через две недели я вдруг поймал себя на мысли, что больше не испытываю трудностей с наполненностью магией для выполнения того или иного задания, и не пытаюсь ткнуть пальцем в небо наугад, а вполне осознанно взвешиваю внутри себя смысловые оттенки уже известных мне символов. Похоже, занятия в школе мне все-таки действительно пошли впрок.

А вот в поисках Альбы я не продвинулся ни на шаг. Если наследник действительно скрывался среди других учеников (в чем я, кстати, тоже уже был не так уверен), то здесь он не просто носил другое лицо и чужое имя, но и самым успешным образом отыгрывал заданную роль.

К концу третьей недели я начал всерьез нервничать, поскольку в конце месяца у меня была назначена важная встреча с одним очень серьезным парнем и имелось некое обязательство перед старым приятелем. Так что я просто не мог себе позволить куковать себе дальше над книжками.

Я должен был что-то предпринять!

С этими мыслями я как-то утром и ввалился в аудиторию, и с удивлением обнаружил, что вместо того, чтобы рассесться по местам, все столпились вокруг кафедры.

— Что происходит? — спросил я юношу-жреца.

— Сегодня день полевой практики, — пояснил тот. — Нас поделят на группы по пять человек и отправят в катакомбы. Так что если ты не взял с собой оружие...

— У меня все с собой, — показал я рукой на меч в ножнах. — А зачем оружие?..

— В подземельях иногда случаются непредсказуемые вещи, — ответил жрец. — Это дикая территория, остатки тайных ходов к трем древним святилищам, два из которых были посвящены божествам умерщвления и вражды.

— Вот как? — удивился я. — а кто третий бог?

— Никто не знает, — пожал плечами жрец. — Школа как раз занимается изучением этого вопроса.

— То есть все трое богов до сих пор считаются безымянными?..

— Да. В документации они фигурируют под условными именами «Деус», «Деус-2» и «Деус добрый».

— И что в этих самых катакомбах должны сделать мы?

— Вы должны разгадать значение существующих там начертаний, избавиться от опасных и осуществить прохождение своего отрезка пути, зафиксировав все действия в полевом дневнике, — вместо жреца ответил мне наставник Тео. — Подойдите и возьмите свой экземпляр. Подпишите титульный лист и обозначьте номер группы, к которой вы прикреплены.

Я взял у наставника небольшую книжицу с толстыми картонными страницами и футляр для угольного карандаша.

— А как узнать, к какой группе я прикреплен?..

— Спросить у меня, разумеется. Ваша группа... — Тео пробежался пухлым пальцем по лежавшему перед ним списку и сообщил: — Пятая.

Я поблагодарил его и отошел в сторону, чтобы заполнить необходимые графы на обложке.

Тем временем одногруппники начали искать друг друга.

В пятую группу, как оказалось, попали братья-близнецы, чьих имен я не знал, но выглядели они как простоватые парни с квадратными челюстями, затянутые в кожаные доспехи. Третьим в компании был их постоянный приятель Арт, кругленький мужичок-боровичок с намечавшейся лысиной и непропорционально здоровыми руками с широченными ладонями. Четвертый парень по имени Дис чем-то напоминал богомола — высокий, худой, с маленькой головой и вечнозеленым оттенком лица. Он ни с кем особенно не дружил, но все в школе относились к нему с уважением. Я давно приметил его среди прочих как хорошего начертателя. Символы Диса отличались вычурностью и множеством избыточных элементов, за которые ему доставалось от наставников, но всегда работали без ошибок.

— Мужики, похоже, я с вами, — сказал я, приблизившись к компашке.

— Добро пожаловать, — как-то неприятно усмехнулся один из близнецов.

—