Это, кстати, совсем не означает, что я не встречаюсь со своими противниками или людьми другого пошиба — нет, иногда я вынужден это делать. Но для таких дел всегда есть переговорные залы в офисе или на худой конец рестораны в городе.

В мой же дом попадают только избранные.

Юрик, отец Ульяны, разумеется, в их число не входит, но я делаю исключение.

В конце концов, скоро он номинально станет моим родственником. Разумеется, ни я, ни тем более Ульяна — ни один из нас не будет больше иметь с ним никаких связей (я позабочусь об этом), но пока, до свадьбы, мне приходится наступить на собственное горло.

К сожалению.

И тем не менее, я пользуюсь предоставленной мне возможностью поговорить с Юрием с глазу на глаз — и ещё раз повторяю свои требования, которые я озвучивал изначально.

В ожидании ужина, мы прошли в малую библиотеку (я не хочу видеть его в своем кабинете), где мне пришлось снова продемонстрировать Юрику, в какой финансовой яме он сейчас находится. И что без «продажи» дочери он просто не справится.

Юрик артачится.

И ведь чувствую, что дело не в том, что ему было мало моих денег — он сейчас вообще не вспоминает о финансах. Ему жалко дочь.

А вот это меня напрягает.

Потому что (я уверен в этом), сегодня нас ждет концерт — лебединая песня моей прекрасной невинной невесты… И я боюсь, что её отец дрогнет в ответ на мольбы дочери.

Поэтому я делаю всё возможное, чтобы этого не случилось.

Я угрожаю, обещаю, манипулирую… и достигаю результата, который мне нравится.

Под конец разговора, Юрик утрачивает всякую возможность к своему сопротивлению… и я знаю — он сделает всё, точнее, не сделает ничего, что помешало бы воплощению моего желания.

Глава 6

Ульяна

Я спускаюсь в столовую ровно в семь.

Мне хочется сделать это раньше — я видела из окна автомобиль отца, и знаю, что он сейчас в доме.

Я порываюсь спуститься, чтобы поговорить с отцом с глазу на глаз, но Катя отговаривает меня.

— Ульяна Юрьевна, ваш отец наверняка сейчас разговаривает с хозяином, — говорит моя помощница. — Лучше дождитесь ужина.

— Я хочу поговорить с отцом наедине, — честно признаюсь я. — Катя, а вы можете спуститься вниз и на всякий случай проверить, где сейчас папа?

Катя качает головой.

Она может, но не собирается мне помочь.

— Катя, пожалуйста… — я чуть не плачу, но мне так и не удаётся растопить сердце своей помощницы.

— Ульяна Юрьевна, если бы я сделала что-то подобное, то меня непременно уволили бы в ближайший час, — говорит Катя. — Уволили бы с волчьим билетом.

Мы смотрим друг на друга, и я киваю, признавая её правоту.

И потому, жду положенного времени, чтобы спуститься вниз.

Давид

Когда часы показывают без двух минут семь, я резко прерываю наш разговор с Юриком и тащу его в гостиную, где по лестнице уже спускается моя будущая жена.

Уля прекрасна.

Я смотрю на то, как закрытое скромное платье эротично облегает её фигуру и думаю о том, что не хочу делить это зрелище ни с одним человеком.

Мне хочется сейчас вытолкать Юрика из дома — и остаться наедине с моей красивой деткой. Я представляю, как разложу её на столе прямо между фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов — и сделаю своей. Плевать на невинность.

В конце концов, теперь она точно от меня никуда не денется — так что не важно, сохранит ли она свою девственность до свадьбы или нет.

Она всё равно будет только моей.

… Но пока я только протягиваю ей руку, для того, чтобы она облакотилась на меня.

Но моя красавица предпочитает играть с огнём: проигнорировав мой жест, она хватается за своего отца и начинает быстро говорить ему всякую ерунду: о том, что ей здесь плохо; о том, что она соскучилась по своему брату; о том, что она хочет домой.

Юрик выразительно смотрит на свою дочь, кивая в такт её словам. А потом недоуменно спрашивает:

— Дочка, как это ты хочешь домой? Разве это теперь не твой новый дом?

Он спрашивает это искренне, не играя — я не думаю, что из Юрика получился бы такой прекрасный актёр, значит, он действительно не играет. Просто этот слабак уверил себя, что его дочери здесь, со мной, будет лучше (это, кстати, на самом деле так!) — и теперь он просто не слышит возмущение Ульяны.

Тем временем мы проходим в столовую — один из моих служащих указывает Юрику на его месте, а Ульяне — на её. Ей приходится сесть рядом со мной, несмотря на всё ещё горячее желание остаться рядом с отцом.

Место Юрика чуть в отдалении.

Я же в открытую усмехаюсь.

Наклонившись к своей детке, говорю ей заговорщическим голосом:

— Дорогая, теперь твоё место навсегда рядом со мной.

Ульяна поднимает на меня испуганный взгляд — который она тут же адресует отцу.

То тот снова предпочитает не видеть испуга своей дочери.

Юрик даже поднимает бокал, чтобы поздравить нас с помолвкой.

— С предстоящей свадьбой, — поправляю я отца своей детки. Я считаю верхом идиотизма повторять чужие традиции.

— С предстоящей свадьбой, — послушно повторяет за мной отец Ульяны. Я радостно скалюсь, но меня огорчает отказ самой Ули поднять бокал за наше семейное счастье. Что ж, детка, ты сама всё усложняешь…

Ульяна тем временем снова пытается рассказать своему отцу о том, что она не собирается выходить здесь замуж.

— Ни за кого, — говорит она, повернувшись в мою сторону.

Юрик смущенно хрипит и убеждает дочь не нервничать раньше времени.

— Всё будет хорошо, Ульяночка, — говорит счастливый папаша. — Свадьба — это всегда нервное мероприятие, но я думаю, что Давид Алексеевич сумеет оградить тебя от всех трудностей.

— А кто оградит меня от самого Давида Алексеевича? — спрашивает детка, сузив свои красивые глазки. Я ещё зависаю, глядя на её ротик…

— Дочка… — растерянно произносит Юрик. — Ну как ты так можешь?

— Так кто, папа? — продолжает настаивать на своём Ульяна. Я тем временем неохотно отмираю. В штанах настоящий стояк, и снова думаю о том, чтобы не дожидаться свадьбы — какая разница, когда, если она и так моя до конца своей жизни.

— Кто освободит меня из этого плена и оградит от этого мужчины? — тем временем воинственно вопрошает моя девочка. Хочется смеяться над её наивностью.

— Никто, — отвечаю я, по новой поднимая бокал. — И давайте-ка за это выпьем.

Юрик послушно поднимает