бокал, но я жду Ульяну.

Она артачится.

— Детка… — предупреждающе говорю я. — Ты же видишь, что твой отец полностью на моей стороне.

Ульяна застывает на месте. Я киваю Юрику.

— Дочка, — напыщенно начинает он. — Ты должна быть благодарна Давиду Алексеевичу за ту необыкновенную щедрость, которую он проявил к нашей семье. Если бы не он, то мне, твоей маме, Никите — нам всем пришлось бы жить на улице…

— Папа!

Уля всё ещё не понимает.

— Это счастье для нас, что Давид Алексеевич выбрал тебя в качестве своей жены, — продолжает тем временем отец моей детки. — Я понимаю, что ты сейчас нервничаешь…

— Я не хочу за него замуж, папа! — вскакивает со своего стула Ульяна. — Я не хочу здесь находиться! Папа, неужели ты не слышишь меня? Меня буквально выкрали из аэропорта, привезли в чей-то дом и собираются выдать замуж за незнакомого мне человека. Папа, неужели тебе все это кажется нормальным?

— Дочка, но это лучше, чем если бы вышла замуж за какого-нибудь итальянского бедняка, — вздыхает отец. — Став супругой Давида Алексеевича….

— Я не стану супругой Давида Алексеевича! — возмущается Ульяна. — Ни за что…

— Но дочка…

Юрик растерянно смотрит на меня.

Я понимаю, что это растерянность вовсе не из-за того, что Юрик не знает, что сказать в ответ своей дочери, но он смущается… что ж, я дам ему возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Тем более, что сейчас я уже уверен, что он скажет всё правильно.

Я поднимаюсь со своего места, бросая салфетку на тарелку.

— Значит так, детка. Если ты не хочешь, чтобы твоё семейство оказалось завтра на улице без гроша в кармане, ты через полчаса поднимешься в мою комнату.

Я хочу тебя голой. И войдешь ты в мою комнату на коленях — это в качестве наказания за тот спектакль, что ты здесь устроила.

Я перевожу взгляд на Юрика.

— У неё есть полчаса.

Ульяна

Произнеся вслух это нелепое требование, Давид поднимается со своего места и спокойно покидает столовую.

А отец… отец в ужасе смотрит на меня.

— Ты! — зло говорит он. Так резко и так зло, что я против своей воли вздрагиваю.

— Папа?

— Ты самовлюбленная испорченная девчонка, — цедит отец сквозь зубы. — Тебе выпала такая необыкновенная честь, а ты всё портишь своими выкрутасами.

— Папа!

— Я, что, мало тебе позволял? Тебя отослали учиться в один из лучших итальянских пансионов. Ты знаешь, во сколько мне это обошлось?

— Но…

— Ты даже не думала об этом, не так ли? — отец зло смеется. — Как сейчас не думаешь о своём брате. Тебе ведь важно, что будет только с тобой. Принцесса, — последнее слово отец выплевывает как ругательство. — Теперь ты довольна? Зачем ты разозлила Давида — он ведь не из тех, кто прощает к себе такое отношение.

— Папа, если ты хотя бы просто выслушаешь меня…

— И что ты мне нового скажешь, а? — отец качает головой. — Что тебя с комфортом довезли до этого дома, не дав тебе возможность потолкаться в метро? Или что твой будущий муж беспокоится о тебе, одаривая тебя дорогими подарками?

Отец кивает на драгоценности, которыми я сейчас обвешана как новогодняя ёлка.

Я тут же порываюсь снять хотя бы браслет.

— Прекрати этот цирк, — шипит отец. — Ну снимешь ты эти дорогие цацки — и что изменится? Ты слышала, что он сказал?

— Как и ты, — киваю я. — Пап… ты не отдашь меня ему?

Отец начинает зло смеяться.

— Если ты сама не отдашься ему, то пустишь нас по миру.

Я шокировано смотрю на своего отца.

— Папа, как ты можешь так говорить. Есть ведь другие варианты…

— Нет, Ульяна, — зло смеется отец. — Других вариантов просто нету. Если ты не выполнишь его приказание, то уже завтра у нас заберут всё. Думаешь, Давид шутил по поводу того, что мы окажешься на улице?

Он качает головой.

— О, да… мы действительно там окажемся. Возможно, не ты, но твоя мать, я, Никита. А у твоей матери, я хочу напомнить, диабет, у меня гипертония… а твой брат… надеюсь, когда ему придется идти после школы работать каким-нибудь грузчиком или доставщиком, он будет радоваться за сестру, у которой её детство прошло совсем иначе.

— Папа!

Отец тоже поднимается из-за стола и называет огромную сумму.

Такую огромную, что у меня всё внутри обрывается.

— Это точная сумма, которую мы задолжали Давиду, — говорит отец. — Под «мы» я имею в виду и тебя, Ульяна. — Папа кидает салфетку рядом с тарелкой, на скатерть. — Потому что именно на эти деньги мы оплачивали твоё обучение… и вообще, твою жизнь в Италии.

Я вздрагиваю, чувствуя себя ужасно от слов отца.

— Это твоё дело, Ульяна… — тихо произносит отец, перед тем, как выйти из столовой. — Это твоё дело, дочка…

Он уходит, и я вдруг замечаю, что мой отец уже не элегантно стареющий мужчина, который знает себе цену — из столовой выходит самый настоящий старик… И это приводит меня в шок.

Я чувствую себя сейчас отвратительно — из-за того, что раньше не интересовалась денежными делами родителей. Я ведь, наоборот, даже гордилась тем, что не беру у них деньги — а сама зарабатываю себе на жизнь.

Если бы я только знала…

Я смотрю на богато накрытый стол — и две салфетки, которые валяются сейчас возле тарелок, наполненных дорогой едой. Впрочем, Давид свою салфетку бросил прямо в еду, не заботясь о том, как служащие будут отстирывать соус с белоснежной материи.

Я смотрю на всю эту красоту и думаю о своих родителей. А ещё больше о своём брате.

Я понимаю, что даже если мы все — мама, папа и я — постараемся что-то придумать с деньгами, то такую сумму поднять нам просто не удастся.

Слишком большая сумма.

Слишком…

Я смотрю на свою руку с идеальном маникюром — стараниями Кати, сейчас всё во мне идеально.

Смотрю на дорогой браслет…

Это, ведь, наверное, будет не самая ужасная жизнь, да? В конце концов, мои родители и брат не пострадают.

Да и я, вроде бы, останусь жива и здорова.

Я вздыхаю … и принимаю единственное возможное решение.

Моя рука тянется к бокалу, чтобы забыться хоть на минуту, но я понимаю, что не имею права так рисковать — Давиду точно не понравится, если я появлюсь в его комнате с запахом от вина.

Я медленно встаю со своего места и выхожу из столовой.

Всё как в тумане.

Я вижу Катю, которая стоит рядом со служащими, которые подавали нам ужин, и киваю ей.