Затем вынимает телефон и запускает вызов.

— Макар, привет еще раз, — произносит бархатистым голосом. — Рад, что ты не спишь. Этот пацан не виноват. С сына своего спроси. Да, доказательства есть. Не, этому в больницу надо, он весь помятый. Нет, под машину попал. Мои ребята просто так людей не бьют. Я тебе пришлю, сам послушаешь.

На этом он вешает трубку и требует у парня телефон. Перекидывает воспроизводимый файл себе, а потом, видимо, отправляет адресату.

— Везите бедолагу в больницу, — велит Игорь Михайлович своим шкафам с антресолями. — А с тобой, — он переводит на меня цепкий взгляд, в котором плещется то ли гнев, то ли интерес, — нам надо обстоятельно побеседовать.

17

Когда мне такое говорил Марк, я мысленно констатировала, что мне крышка, и готовилась к скандалу. Сейчас такого ощущения нет. Может, потому что мне кажется, что я впечатлила Игоря Михайловича? А может, потому что он при всей суровости создает впечатление адекватного человека? В любом случае я почти уверена, что хуже того, как Марк морально уничтожал меня, быть просто не может.

Игорь Михайлович указывает мне идти первой и выходит из комнаты следом за мной.

— В мой кабинет, — произносит повелительно и кладет руку мне на талию.

Вроде ничего особенного, простой жест, но мне кажется очень интимным. И теплое прикосновение обжигает сквозь рубашку. Что со мной такое? Я ни на одного мужчину так не реагировала.

Мы поднимаемся на первый этаж, и Игорь Михайлович направляется к одной из дверей в холле. Оттуда он выходил, когда я застыла на выходе из кухни, решая, куда бежать. Иду следом. Будь что будет. Сама виновата и понесу наказание.

Внутри так же, как и наверху, пахнет кожей, пылью и старинной бумагой. Игорь Михайлович обходит такой же массивный, как и на втором этаже, дубовый стол, усаживается, но не предлагает мне сделать того же. Чувствую себя как на допросе. Похоже, это он и есть.

— Мы снова возвращаемся к вопросу, хорошо ли ты слышишь и способна запоминать, — Игорь Михайлович мрачно смотрит на меня и сплетает пальцы. — Что непонятного в приказе сидеть в комнате и не выходить?

Тон отдает металлом. Но мне есть что ответить.

— Все понятно. Я и сидела, даже попыталась уснуть, — отвечаю прямым открытым взглядом. Мне нечего скрывать. — Но не смогла, захотела пить. Спустилась и услышала стоны того человека. До этого вы интересовались его здоровьем по телефону. С моей стороны было бы бесчеловечно не предложить помощь, когда я могу ее оказать.

Игоря Михайловича, судя по довольному хмыку, ответ устраивает.

— Вот значит как. Какая ты полезная девочка! — улыбается, а потом внезапно обретает суровое выражение. — А если серьезно, никогда больше так не делай.

Черт. Я этим вечером много чего сделала не так. Что конкретно-то?

— А что, если бы этот парень тебя ударил? Или захватил в заложники? — чуть громче продолжает Игорь Михайлович. — Вдруг он опасен, а ты к нему вплотную подходишь!

— Так не был же… — тяну недоуменно. — К тому же меня никто не останавливал, когда я подошла.

— В этом конкретном случае тот юноша при всем желании не мог ничего сделать, все было под контролем, — назидательно разъясняет Игорь Михайлович. — Но в следующий раз не приближайся, пожалуйста, к незнакомцам, хорошо?

Он говорит так, будто действительно за меня беспокоится. До меня только сейчас доходит, что я рисковала собой, так бесстрашно подойдя к неизвестно кому. Судя по прозвучавшим словам, там какие-то криминальные разборки, а я даже не подумала, что это может быть опасно. Становится по-настоящему страшно.

— Поняла. А вы… бандит? — спрашиваю затравленно так и переминаясь с ноги на ногу перед столом Игоря Михайловича.

У него на лице появляется озабоченность, какая бывает у родителя, чье чадо снова сломало очередную любимую игрушку.

— Не совсем, — с загадочным выражением отвечает он. — Я сам по себе, но много кого знаю. И в связи с этим, у нас есть проблема.

Он произносит это таким тяжелым тоном, что я невольно предполагаю, что сейчас он скажет что-то вроде: «теперь ты слишком много знаешь, тебя надо убить». Ежусь, но не отрываясь смотрю на него — не то огорчен, не то сердит.

— Присядь, — Игорь Михайлович делает короткий взмах рукой в сторону угла, где стоит низкий стеклянный столик в окружении двух таких же низких мягких с виду кресел.

Исполняю. Игорь Михайлович достает из серванта у меня за спиной бутылку коньяка и ставит на столик вместе с двумя коньячными бокалам в форме перевернутых сердечек. Затем садится напротив и разливает напиток и берет в руку свой бокал.

Пялюсь на свой, рассматривая блики света на стеклянной столешнице. Я никогда не пила крепкий алкоголь. Родители запрещали, а Марк угощал меня только коктейлями и вином.

— Сегодня был длинный и тяжелый день, Эльвира, — устало произносит Игорь Михайлович и делает глоток бронзовой жидкости. Не морщится, катает на языке. — И ты своей выходкой добавила мне хлопот.

Он не настаивает, чтобы я пила. Не задает вопросов. Даже не смотрит на меня. Такое ощущение, что ему просто нужна компания, неназойливая и молчаливая. Что же, если можно просто посидеть рядом, я за.

— Я не просто так попросил тебя оставаться в комнате. Не планировал посвящать в свои дела так быстро, — его тугой тягучий голос гипнотически действует на меня. Успокаивает и одновременно пугает. — Но теперь ты в курсе, и мне надо принять решение, как с тобой поступить.

Холодею. Сбываются худшие догадки. Черт-черт-черт! И что делать?

— Я ничего не поняла, Игорь Михайлович, — лепечу скороговоркой. — И никому ничего не скажу.

Его черные глаза фокусируются на мне, колючий взгляд пронзает, пригвождает к спинке кресла. Красивые глаза. Пугающий взгляд.

— Не перебивай, пожалуйста, — бархатистый голос, а проходится по коже точно наждачкой. В пору прикусить язык и не влезать без разрешения! — Ты слышала фамилию и имя, этого достаточно.

Он делает еще один глоток и снова переводит взгляд куда-то в пустоту посреди комнаты.

— Меня называют Хищником, по фамилии, но на самом деле я посредник. У меня много клиентов, и все они не любят пристального внимания к своим персонам, — продолжает он. — Я не разглашаю имена тех, с кем работаю. Это все знают, поэтому мне доверяют.

Хочется сказать, что я готова подписать любые документы о конфиденциальности, но усилием воли заставляю себя молчать.

— Ты забралась куда тебя не приглашали и теперь знаешь то, чего не должна, — он, видимо, замечает мой нетерпеливый взгляд и хмурит брови, — и никакие