Бран слушал ее рассказ и постепенно осознавал, какую глубокую рану он открыл, словно своими собственными пальцами сковырнул струп, наросший над гнойной язвой. Ему становилось все хуже и хуже настолько, что он напрочь позабыл о случившемся с ними в эту страшную ночь ужасе. Забыл о собственных мучениях и скитаниях в Ардстро. Забыл о беспросветном одиночестве, голоде и мучительной жажде, сковавшей в тиски иссушенное горло. Забыл обо всем, кроме того, что Ниса принадлежала другому. Он не мог объяснить себе, почему уродливые, членистоногие существа, несущие в своих мохнатых лапках уныние, скорбь и печаль, неожиданно стали расползаться по всему телу, самым бесстыдным образом забираясь в потаенные уголки его организма и оплетая их прочной ажурной паутиной отчаяния. Его голова закружилась, а ноги подкосились. На секунду он остановился на месте как вкопанный, предательские слезы подкатили к самому горлу, и он уже не мог ничего произнести.

Ниса, с головой погруженная в собственный рассказ, не смогла ощутить резкую перемену, проявившуюся в Бране. Полушепотом она все продолжала говорить, растягивая длинные, вязкие слова, словно само их заунывное звучание доставляло ей неимоверное удовольствие. Но парень ее уже совсем не слышал. Уши, будто от резкой смены давления, заложило напрочь, а буря гнетущих мыслей, разрывавшая сонную голову, не давала сосредоточиться на монотонной, как церковная молитва, болтовне.

— И Фиц обо всем этом знал еще задолго до того, как меня поставили в известность. Он сказал, что испытывает ко мне теплые чувства уже очень давно, — без остановки тараторила Ниса, продолжая свой неспешный ход. — А я всеми силами пыталась выжечь в нем эту любовь. Хотела, чтобы он отрекся от этого влечения, возненавидел меня так, как я ненавижу эту брачную затею, это бессовестное сватовство. Вот он меня и невзлюбил. И стал таким… таким невозможно отвратительным. Я своими глупыми действиями пробудила в нем эту уродливую сторону его души.

Закончив свой рассказ, Ниса внезапно осознала, что Бран остался на несколько десятков шагов позади нее. Его силуэт едва можно было различить в темной, непроглядной ночи.

— Эй, ты в порядке? — спросила она, подбежав к слегка подрагивающему юноше, разгоряченному собственными дурными мыслями.

Ниса открыла рот от изумления, когда заметила неожиданно резкую перемену в его поведении. Бран слегка обмяк, исступленно прожигая глазами вымокшие, скользкие тропы, лихо путавшиеся между собой, но неизменно уводящие в глухую чащу запретного леса. Первое, о чем она подумала, было: «Неужели он отчаялся найти исцеление для Арин и боится идти дальше?».

— Прошу, не обращай внимания. Просто пытаюсь припомнить, что еще нам может пригодиться для врачевания, — сказал Бран, немного приосанившись.

Он ни в коем случае не желал показаться Нисе малодушным, робким и особенно навязчивым, подобно уличной собаке, надоедливо вьющейся под чужими ногами. Просто смешанные, словно настойка дико-ядовитых трав, чувства не позволяли ему ровно дышать.

— Ты точно в по… О, неужели это оно? — неожиданно всплеснула руками Ниса и, оставив скорчившегося от чувств Брана, побежала в сторону темно-зеленого пушистого кустарника. — Смотри, Бран, кажется это то, о чем ты говорил. Та самая белиберда плющевидная. Все в точности, как ты и описывал! — хлопая в ладоши, радовалась девочка.

Бран, отринув свои горестные чувства, сжигающие его изнутри, до более подходящего на это времени, подошел к Нисе и, опустившись на колени, почти прошептал:

— Да, это именно будра. То, что нам нужно. Ты молодец, Ниса.

Ниса легонько улыбнулась, будто окрыленная сброшенным с хрупких плеч грузом. Довольная собой, она стала быстро охапками срывать кустистую траву. Бран неосознанно положил свою ладонь на ее запястье, и они мгновенно встретились взглядами. Его прозрачно-серые, слегка опухшие в тонких подтеках соленых слез, залегших у нижнего века, глаза и ее — такие яркие изумруды, до нельзя наполненные жизнью и цветением первой весны. На Нису внезапно нахлынуло ощущение чрезмерной признательности и нелепого смятения. Этот странный с виду жест оказался для нее на удивление приятным, а глубоко внутри зародилась надежда, что за этим, таким многозначительным в их уединении движением последуют какие-то очень важные слова. Ниса до конца не понимала, чего именно она ждет, но этот факт ничуть не мешал ее сердцу так взволнованно трепетать, так учащенно биться.

— Я хотел сказать, что нельзя вот так срывать лишь вершки, нужно вырывать будру с корнем, он нам еще пригодится… для Арин, — спешно убрав свою вспотевшую ладонь с тонкого, немного костлявого запястья Нисы, сказал Бран. — Вот так, смотри, — затаив дыхание, он стал показывать и рассказывать о том, как именно нужно собирать это цветистое растение.

Но Ниса уже совсем этим не интересовалась, она продолжала впиваться взглядом в заинтересованного чудным занятием мальчика. «Он словно не от мира сего, совсем загадочный. Будто и не человек вовсе, а какой-нибудь эльф или зелиген из древних мифов», — подумала девочка, приобщаясь к монотонной работе и собирая сорванные корешки в карманы своего грязного платья.

— Вот и все. Этого должно хватить, — сказал Бран, снова обратив свое задумчивое лицо к Нисе.

— Замечательно, — нервно выпалила Ниса, ярко улыбнувшись.

Она до сих пор желала выудить из юноши хоть одно весомое словечко или получить какую-либо эмоциональную реакцию на свой трогательный, душевный рассказ. К ее разочарованию, ничего не последовало. От этого груз, иллюзорно переданный ею Брану, просто-напросто всей своей тяжестью возвратился обратно на ее слабые плечи, залег глубоко в ее душевных ранах.

— Это действительно чудесно. И что ты там еще говорил? Гусиная лапка? Ну так чего же мы ждем? — продолжала тараторить Ниса.

Резко выпрямившись, девочка быстро зашагала в лесную мглу, всеми силами стараясь скрыть вновь возникшее между ею и Браном звенящее напряжение.

Спустя пару часов практически безрезультатного блуждания по кустистому бору Бран остановился и, опершись руками о дрожащие от усталости колени, сказал:

— Ниса, кажется, я чувствую мускусный дух.

Ниса повернула голову и, немного скривив лицо в непонимающей гримасе, ответила:

— Мускусный дух? Ты о чем?

После того как непрекращающийся дождь, утомленный проделанной работой, все же перестал стучать о глинистую лесную почву, Бран смог глубоко вдохнуть в легкие воздух, наполнив их самыми различными причудливыми и дикими ароматами: мокрой от сырости травой, которая пахла свежими огурцами и едкой углеродной горечью; вечнозелеными листьями копытня, походившими на жирных скользких лягушек, что благоухали черным пряным перцем и холодной древесной камфорой. Бран невольно отметил про себя, что доктор Рэй неоднократно говаривал о том, что это растение в народе именуют не иначе как лесным перцем, и нисколько не ошибся. Ароматы природного