Потом из чистого озорства решил побыть самым настоящимамериканцем, каковые, он уже знал из книг, на каждом шагу пьют свое виски,непременно разбавленное содовой водой. Благо все необходимое уже было доставленои красовалось на мельхиоровом подносе с гравированной монограммой гостиницыздесь же, на столике. Налил в стакан на два пальца светло-янтарной жидкости,осторожно, чтобы не попасть на одежду, далеко отведя руку, пшикнул туда изстеклянного в никелированной сетчатой оплетке сифона. Повертел стакан,обозревая дело своих рук, взболтнул ставшую гораздо светлее жидкость, отхлебнулглоток. Поморщился, словно уксуса хлебнул или лимон надкусил. Решительно вышелв сверкающую чистотой, белым кафелем и никелем ванную, выплеснул содержимоестакана в раковину и тщательно вымыл его струей холодной воды. Вернувшись вкомнату, налил на те же два пальца и хлопнул уже по-русски, благо свидетелей неимелось — одним удалым глотком.

Передернулся, крякнул, помотал головой: нет, конечно, совсемдругое дело без этой дурацкой шипучей водички, вот только пресловутый (или —пресловутое?) американский виски удивительнейшим образом напоминал вкусомдобрый шантарский самогон, который ему случалось пробовать в гостях у кого-тоиз купцов, большого оригинала, не терпевшего ничего покупного, пившего толькото, что приготовляли у него.

Совершенно тот же вкус. Ну, ничего… Приятное теплорастеклось по жилочкам, снимая напряжение. Совершенно расслабившись, едва ли неумиротворенный, Бестужев закурил и рассеянно уставился на белый конверт,лежавший тут же. Американская деловитость и тут не подвела, пока он возился смногочисленными торговцами, посыльный обернулся за железнодорожным билетом.Билет в салон-вагон, на поезд, отходящий в южном направлении, в сторонуВашингтона, через…

Достал новехонькие карманные часы — серебряные, конечно.Неприлично было бы тратить казенные деньги на золотые для собственногоупотребления, но и вовсе уж дешевенькие не сочетались бы с обликом молодого,чуточку расфранченного дельца, каким его тут считали.

Всего-то через три с половиной часа. В его распоряжениибыло, разумеется, гораздо меньше времени — в экипаже, как объяснил служащий,придется добираться минут сорок, да еще некоторое количество времени прихватитьв запас на случай нередких здесь уличных заторов. Ну, никаких дел нет…Перекусить, пожалуй что, перед дорогой, и можно отправляться. Здесь будутуверены, что номер остается за ним, что он вернется, и пусть их. Хотя… Какчеловеку честному, следовало перед отъездом оплатить все понесенные гостиницейрасходы, сказавши, что он может и не вернуться в ближайшие две недели. Негожерусскому офицеру съезжать из номеров, не расплатившись, словно какому-нибудьпрохвосту из коммерческих вояжеров невысокого полета либо мелкому аферисту…

В Вашингтоне его уже, должно быть, ждали: перед тем, какначать возню с явившимся его экипировать народом, он написал телеграмму нафранцузском, велел служащему перевести на английский и отправить немедленно.Тот и отправил, конечно. Гостиница была первоклассная, а потому где-то тутрасполагалась и комнатка собственного телеграфиста. Короткая телеграмма, самогобезобидного содержания — однако неведомый Бестужеву господин Шабранский долженмоментально сделать из нее вывод, что заочно ему знакомый господин Фихте,вопреки официальным сообщениям, не мертв, а вовсе даже живехонек и намереваетсяприбыть при первой же оказии. Учитывая, какое значение придается этому делу,учитывая, что по дну океана меж Новым и Старым Светом давным-давно проложен телеграфныйкабель… Пока Бестужев преодолеет с комфортом отделяющие его от городаВашингтона четыреста верст, известие о его чудесном воскрешении из мертвых уженаверняка достигнет и Петербурга. Нет сомнений, что Шабранский, добросовестныйслужака, как и предусмотрено, сообщит туда точное содержание депеши Бестужева —а уж в Петербурге-то мигом поймут, что одна из безобидных фраз сообщает обуспехе дела…

Поколебавшись, он налил себе еще немного янтарной жидкости —он же не собирался нарезаться, господам русским офицерам подобные порциипривычны… Поднял стакан, приветствуя свое отражение в зеркале, — ну,вылитый мистер!

Отражение, как ему и полагалось, добросовестно повторило всеего жесты. Теперь, когда он знал, какого вкуса ожидать, — хорошо пошла,скорее соколом, чем колом…

Откинулся, вжался затылком в мягкую спинку кресла, закурилеще одну. Все было в порядке. Все прошло так гладко, что это вызывало некоторуютревогу — если учитывать известные обстоятельства, вполне объяснимую…

Деликатный стук в дверь. Полицейские так не стучат — но оннисколько и не опасался здешней полиции, перед коей был безгрешен и чист, акимладенчик…

Он медлил — но не мог затягивать это до бесконечности. Чтобы ни ожидало его снаружи, бессмысленно баррикадироваться в номере, а в окно десятогоэтажа не упорхнешь, он не птичка, Бог крыльев не дал…

И ничего, способного сойти за примитивное средство обороны,вокруг не усматривается. Ну что же, в конце концов, он находился сейчас не впритоне для варнаков, зимогоров и душегубов, а в солиднейшей гостинице, чьипостояльцы неплохо защищены от жизненных неудобств, — и те, кого онопасался, должны были это учитывать, помнить, что они все же любители, частныелица, и в качестве таковых не должны особенно зарываться…

Накинув пиджак, он прошел к двери, помедлил еще миг, глубоковздохнул и распахнул ее, готовый ко всему, заранее приготовившись отбить удар,отпрыгнуть к стене и нажать белую кнопку на белом фарфоровом полушарии, послечего очень быстро должен был объявиться предупредительный лакей. В любомслучае, никто не собирается его убивать или оглоушивать с порога, непременнобудут разговоры…

Ara!

Легко догадаться, — что Бестужев испытывал совсем не течувства, что приличествовали бы обычному молодому мужчине, при виде обычноймолодой девушки, довольно красивой, синеглазой и золотоволосой. Ну что ж, они сЛуизой, в некотором смысле были не совсем и обычными людьми…

Злости не было. И удивления ни капли: он прекрасно понимал,что с той поры, как имя Штепанека появилось в списке спасенных пассажиров«Титаника», отыскать его было не столь уж и головоломной задачей. Очень дажепростой. Не так уж много имелось путей, ниточек, вариантов.

Луиза стояла перед ним, прямо-таки сияя юной жестокойрадостью. Бестужев глянул через ее плечо: там, в коридоре, на некоторомрасстоянии от двери номера, торчал крепкий верзила в нахлобученной набекреньшляпе, он ничуть не порывался вторгнуться вслед за хозяйкой, просто-напростовыжидательно стоял, меряя Бестужева цепким нахальным взглядом, терпеливодожидаясь распоряжений.

— Вы так боялись прийти ко мне одна? — усмехнулсяБестужев.

— Дело не во мне, — еще шире улыбнуласьЛуиза. — Учитывая вашу прыть и профессию, следовало принять меры… Это неединственный из моих помощников, что здесь сейчас находятся…