— Сойер, — сказал он, глазом не моргнув. —Мое имя Томас Сойер.

«Сойдет, — подумал он весело. — За банкирамикак-то не водится привычки читать романы, как серьезные, так иразвлекательные…»

Скаддер кивнул с таким видом, словно промолвил: «Бывает».Повторил:

— Сигару, мистер Сойер?

— Благодарю, — сказал Бестужев. — С вашегопозволения… Я привык к своим.

— Прошу, конечно. Я же…

Он достал из деревянного ящичка длинную коричневую сигару сяркой наклейкой и занялся священнодействием, которое Бестужев несчетное числораз наблюдал на «Титанике»: понюхал ее с видом питерского извозчика, которыйопасался, что лавочник подсовывает ему несвежую колбасу, бережно обрезал конецникелированной гильотинкой, еще раз понюхал, принялся раскуривать. Бестужевупришло в голову, что эта долгая церемония в данном случае несет еще и чистоутилитарный смысл: позволяет хозяину кабинета как можно дольше не вступать вбеседу. Ну и черт с ним… Он достал пачку английских морских папирос ипреспокойно закурил. Какое-то время они молча пускали дым, старательно избегаяпересекаться взглядами.

Довольно быстро вернулась девица, положила перед хозяиномбольшой, наполовину покрытый печатным текстом и цифрами лист бумаги.Улетучилась. Отложив сигару, Скаддер впился в него холодным взглядом.

Когда он поднял глаза, атмосфера в кабинете перемениласьрешительно и бесповоротно, что Бестужев отметил с нескрываемой радостью. Никакнельзя сказать, что банкир смотрел на него с почтением, значившаяся там суммабыла значительной, но все же не могла сравниться с теми капиталами, коими,несомненно, ворочал сей банк. Теперь, вне всякого сомнения, Бестужев для негобыл равным.

Подчеркнув что-то красным карандашом, банкир положил листперед Бестужевым — уже иным движением, не тем, каким совал бумажку, на которойследовало написать шифр счета. Вежливо осведомился:

— Надеюсь, никаких неточностей или разночтений? Выдолжны были депонировать именно эту сумму.

Бестужев присмотрелся. Красным была подчеркнута строчкацифр. Да, все правильно, именно такую сумму называл ему французский чиновник из«Креди Лионэ», когда предупреждал, что франки будут переведены всевероамериканские доллары. Никчемная в общем-то денежка, не имеющая хождения вЕвропе… но здесь как раз имеет хождение именно она. И бумажные доллары, какобъяснял вежливый, обходительный француз, будут, конечно же, переведены вдоллары, но это не должно беспокоить месье Фихте, потому что американцы у себяобменивают свои бумажки на золото…

— Да, все в порядке, — сказал Бестужев.

— Вы, надеюсь, не в претензии, мистер Сойер, чтопоначалу я был к вам несколько… холоден? — с самой что ни на естьдружеской и располагающей улыбкой вопросил Скаддер.

Ну конечно, банкир, как и сыщик — человек с тысячей лиц….

— Вы впервые в Штатах? Тогда вы не знаете наших реалий,нашей американской деловитости, которая себя проявляет буквально вовсем, — продолжал банкир. — «Карпатия» еще не успела высадить всех,как по Нью-Йорку во множестве объявились мнимые «спасшиеся с „Титаника“». Таконо обычно и бывает… Жулики мелкого пошиба довольствуются тем, что выманиваютнесколько долларов у столь же мелких репортеров, которых кормят вымышленными «подробностями»трагедии, но по всем законам жанра следует ждать, что за ними двинутся болеекрупные рыбы…

Бестужев благосклонно кивнул:

— Пустяки. Я даже рад, что мои деньги хранятся у людейнедоверчивых и подозрительных. Целее будут…

Обижаться и в самом деле не стоило. Аферисты везде одинаковыи присутствуют в немалом количестве. В России-матушке мнимые погорельцы,клянчащие вспомоществование у простаков, старательно обжигают концы оглобель:дескать, все погибло, люди добрые, прахом в трубу вылетело, последнюю телегуедва из огня выдернули, уже занялась…

С некоторой настороженностью Скаддер осведомился:

— Мистер Сойер, вы намереваетесь закрыть счет?

— Ну что вы! — живо возразил Бестужев. — Я бысказал, совсем наоборот. Видите ли, я, собственно говоря, прибыл сюдаосмотреться и сделать первые шаги. Если все пройдет удачно, мои компаньоныначнут переводить гораздо более весомые финансовые средства. Гораздо болеевесомые…

Вот это банкира безусловно порадовало.

— Быть может, виски? — предложил он вовсе ужрадушно.

— Нет, благодарю, — сказал Бестужев. — У меняеще масса дел, и хотелось бы сохранить трезвую голову. Тем более что я нуждаюсьв ваших советах.

— О, с величайшей готовностью! — любезно подхватилСкаддер. — Я готов быть вам полезен, чем только смогу. Банкир и делец,согласитесь, сущие сиамские близнецы.

— Разумеется, — сказал Бестужев ему в тон.

— В вас сразу чувствуется хваткий делец, —значительно поднял палец банкир, решив, очевидно, что толика самойбеззастенчивой лести не помешает. — Однако есть весьма существенныйнедостаток: вы ни словечка не говорите по-английски. Вам просто необходимнадежный советчик, на первых порах, иначе, как вы понимаете, ничего недобиться…

«Золото манит людей, как зажженная лампа — ночныхбабочек, — философски подумал Бестужев. — Сначала Виттенбах, теперь иэтот…»

— Вы совершенно правы, — сказал Бестужев — Мойсекретарь, великолепно владевший английским бедняга… — он сделал скорбноелицо и поднял глаза к потолку: — Я не нашел его имени в списках спасшихся…

— Да, это, безусловно, нешуточная утрата, — кивнулСкаддер, мгновенно вызвавший на лицо выражение столь же искренней печали исамого человечного сочувствия. — Я понимаю и разделяю ваши чувства… Однакожизнь продолжается…

— Вот именно, — сказал Бестужев. — И поэтомув первую очередь мне нужны советы по самым что ни на есть прозаическимвопросам, далеким от банковских и промышленных дел, — он небрежнопотеребил лацкан пиджака, по-прежнему выглядевшего так, словно его старательножевала буренка. — Мне следует как можно быстрей вернуть себереспектабельный вид, чтобы люди не косились на меня на улице и не относились сподозрением. Кроме того, я час назад вышел из больницы, и мне нужно где-тоостановиться — в отеле, разумеется, опять-таки респектабельном…

— Понятно, — ничуть не удивившись, кивнулСкаддер. — Итак…

Через четверть часа Бестужев спускался по лестнице всопровождении Хайна (почтительно ступавшего на шаг сзади) уже в гораздо болеелучшем расположении духа. Теперь при нем было верное и безотказное оружие. Вотличие от пистолета, тяжесть чековой книжки совершенно не ощущалась в кармане,но в данный момент она и была оружием понадежнее любого браунинга — сулиланешуточные возможности, облегчала жизнь даже там, где не знаешь ни словечка наместном языке…

Приободрился, и весьма, суета уже не казалась пугающей, аисполинские здания не подавляли так: ну, размах, ну, многолюдство, не виденнаяпрежде помпезность буквально во всем, куда ни глянь… И что? Они тут не умнее,не хитрее и не даровитее, в точности такие же люди…