Отдельно от всех стояла начальница отдела кадров Татьяна Константиновна, по слухам, офицер действующего резерва КГБ в чине капитана. Ожидали представителя Общества Трезвости – организации, усилиями ЦК КПСС создаваемой в каждой конторе. Однако председатель больничного общества, пятидесятилетний старший санитар морга Алик Ванштейн по кличке Портвейнштейн, узнав от главного врача о предстоящем рейде, покрутил пальцем у виска.

– Юрик, ты совсем охренел (Алик произнес несколько иное слово)? Какой рейд по ночам? Я, ночь и «больница» – это как гений и злодейство – вещи несовместные. Ну подумай сам – ночь и живые люди. Ужас!

Алик демонически захохотал, важно залез в 21-ю «Волгу», доставшуюся от покойного деда (спецзаказ, луженое днище, форсированный двигатель, белые кожаные чехлы на сиденьях) и отправился на зимнюю дачу, где его ожидала молодая жена, четвертая по счету. Юрий Зусманович завистливо вздохнул.

Поэтому представлять Общество трезвости выпало диетврачу Юлечке, дочке завкафедрой терапии, которая, как всегда, опаздывала. Юлечка по ночам в больнице никогда не бывала, и Серега Бычков с Леночкой тихо хихикали в углу, что Общество трезвости заблудилось и утонуло в сугробе.

Но вот и она появилась. Главный врач доложил план.

– Идем по хирургическому корпусу…

– Может, в терапию сходим? – с надеждой спросил Стасюк, которому очень не хотелось выступать в роли полицая.

– Нет, Виктор Степанович, я знаю, что вы там рассадник развели, – влезла Зинаида Николаевна.

Леночка мысленно перекрестилась. Подружек из третьей хирургии, а также из других отделений она под большим секретом успела о рейде предупредить.

– Проходим всю хирургию, затем идем в терапию, потом, если успеем, в травму, – продолжил главврач.

– А в детство? – вякнула кровожадная Зинаида.

– А в детство не пойдем! – подала голос Лидия Александровна. – Санэпидрежим!

На самом деле администрация прекрасно понимала, что дежурящий сегодня заведующий неонатальной реанимацией Эдуард Суренович Степанян, здоровенный мастер спорта по штанге в тяжелом весе, их и на порог не пустит именно под предлогом санэпидрежима, велит раздеться, принять душ в санпропускнике, надеть чистое белье, да еще и анализы потребует. Все знали, что у Эдуарда там афинские ночи проходят, римские оргии и Вудсток одновременно, благо в отделении нет ни одного врача старше 35 лет, а девчонок-медсестер отбирает лично заведующий. Однако начальство закрывало на это глаза – отделение считалось лучшим в Москве, там выхаживали детей и внуков даже членов ЦК КПСС, с которыми Эдуард Суренович продолжал поддерживать теплые отношения. Тронуть его – себе дороже. А в педиатрическое отделение на втором этаже детского корпуса и ходить незачем – дежурила там бабушка-педиатр и две такие же бабушки-медсестры, некого там ловить.

В хирургический корпус вошли через подвал. В приемное не пошли. Юрий Зусманович был опытным главврачом и понимал, что санитары все равно пьяные (они всегда пьяные), а наказывать других сотрудников, не трогая санитаров, он считал непедагогичным.

На втором этаже располагалась гинекология. Две немолодые медсестры пили чай с конфетами. Лидия Александровна подошла поближе к столу.

– Чай пьете, девочки? А что это у вас за конфеты? С ликером? Ах как вкусно! – главная медсестра ловко засунула конфету в рот. – С Рождеством, девочки!

Рейд двинулся дальше. Лидия Александровна перевела дух. Старшая медсестра гинекологии была ее подружкой и о рейде, конечно, знала, но быть уверенной в том, что две старые грымзы, как назло, дежурящие сегодня, обойдутся без традиционного ночного употребления, не приходилось. Когда она увидела, что коньяк налит в чайник, от сердца отлегло.

На третьем этаже располагалась третья хирургия, где предупрежденные Леночкой медсестры грустно слушали радио и пили обычный чай с печеньем «Юбилейное». Такая же картина ожидала рейд и во второй хирургии. Стасюк приободрился: вроде все проходило гладко. Правда, от санитарки бабы Тони, кажется, попахивало, как и от лифтерши тети Манюни, но трогать двух фронтовичек не решились, хотя Зинаида демонстративно морщила нос, пытаясь обратить внимание главврача на нарушение постановления ЦК.

На пятом этаже располагались элитная первая хирургия и урология. В первой хирургии медбрат, студент Саша, резался в шахматы с интерном в дежурке.

– На посту надо быть! – пробурчала Лидия Александовна.

Юрия Зусмановича же интересовал другой вопрос: куда подевались дежурные хирурги, вроде операций не было.

– А где доктора? – строго спросил он интерна.

– Константин Иванович в приемное пошел, а Николай Семенович – на консультацию в травму, – без запинки ответил тот.

– Хм, ладно.

Проверяющие направились в урологию. Дверь там была заперта. Долго-долго звонили. Наконец заспанная медсестра Мадина открыла дверь. Она была трезва и от нее сладко пахло постелью. Лидия Александровна хотела было сделать замечание, но потом подумала, что трогать Мадину не стоит, ибо как потом ехать к ее родственникам в Пицунду?

– А где Ираклий Шалвович? – спросил Стасюк.

– Вышел куда-то, – ответила Мадина, недоумевая, зачем администрация приперлась посреди ночи. Понятие «рейд» ей было чуждо. Она не пила, муж ее был директором овощного магазина, а на работу она ходила на полставки для того, чтобы иногда отдыхать от троих детей.

Отделение гнойной хирургии располагалось на шестом этаже. На сестринском посту восседал сам заведующий отделением Моисей Борисович Куперман.

– Юрочка, что привело тебя в мою обитель в столь поздний час?

Моисей Борисович был единственным человеком, публично называвшим главврача на «ты» еще со старых времен.

– Что у тебя нагноилось: ум, честь или совесть? – продолжил он, увидев представителей общественных организаций. – Или, может быть, сама эпоха? – он отвесил поклон Татьяне Константиновне. – Можем ампутировать! О, Юлечка, а вас как занесло в этот вертеп?

– Да я… Общество трезвости, – зарделась Юлечка.

– Вы и трезвость! Какой нонсенс! Вы должны пить прекрасные французские вина и принимать ванны золотого, как небо, Аи! Я так и вижу, как вы погружаетесь в ванну, и пузырьки обволакивают ваше прекрасное юное тело! И только ножка показывается из воды! И резвой ножкой ножку бьет…

– Моисей, хватит паясничать! – главный сделал суровое лицо. – Мы проводим рейд по борьбе с пьянством. Серьезное, между прочим, дело. А ты вечно цирк устраиваешь.

– То есть ты решил, что именно сегодня старый Моисей будет бухать? Именно сегодня, чтобы отпраздновать Рождество Христово. Юрочка, хоть ты и главный врач, но ты все-таки шлимазл. Я напомню тебе, что я, как и ты, между прочим, еврей. А еврею пить полагается совершенно в другие дни. И дома. А по ночам приличные евреи тоже сидят по домам. Вернее, лежат, со своими женами. А неприличные шастают по больницам. Вот позвоню твоей Раечке и скажу, что ты здесь с Юлечкой время проводишь. Вот она тебе глазенки повыцарапывает…