Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тьфу на тебя, старый балабол! – Юрий Зусманович развернулся и направился в реанимацию, располагавшуюся на этом же этаже. Рейд превращался в какой-то фарс.
В реанимации дверь, естественно, была закрыта. За дверью шумели аппараты и пищали мониторы. На звонок никто не выходил. Наконец минут через десять дверь открыла растрепанная медсестра.
– Почему без колпака? – начала возмущаться Лидия Александровна, но медсестра только махнула рукой и побежала в зал.
Рейд застыл на пороге зала. Полным ходом шла реанимация какого-то бедолаги. В воздухе ощущались пары спиртного, но на перевязочном столике стояла открытая бутыль со спиртом, в лотке лежали спиртовые салфетки… Отвлекать сотрудников от работы Юрий Зусманович не захотел и, проверив сестринскую и ординаторскую на предмет возлияний, ничего не найдя, рейд покинул реанимацию.
Как только дверь захлопнулась, сотрудники отошли от двухчасового трупа, изображавшего спасаемого перед очами главврача, благо следы реанимации на трупе имелись.
– Ну ладно, пошли продолжим! Видишь, не зря я говорил покойника в коридор не выкатывать, еще пригодится, – молодой реаниматолог достал ключ и открыл кабинет заведующего, где на журнальном столике вперемежку стояли бутылки водки, шампанского, армянского коньяка и банка спиртовой настойки валерианы. – С Рождеством, девочки и мальчики!
Оставался седьмой этаж, где находился оперблок. Еще из лифтового холла были слышны шум, хохот, какая-то музыка. В комнате операционных сестер сидела все дежурная хирургическая бригада – и Константин Иванович, и Николай Семенович, и Ираклий Шалвович, и гинеколог Алла Николаевна, и молодой хирург приемного отделения Андрей Борисович в компании операционных сестер Нины и Ольги, анестезистки Светланы и санитарки тети Шуры. Все они были в состоянии легкого подпития. На столе красовались закуска и две бутылки «КВН».
– Акт! Немедленно составляем акт! – подала голос Татьяна Константиновна. – Лена, снимай!
Лена достала фотоаппарат из чехла. Снимать ей не хотелось.
– Ой, заклинило!
– Дай, посмотрю, – комсорг Бычков потянулся было к фотоаппарату, но тут же получил чувствительный тычок локтем от Стасюка
– Хрен тебе, а не хирургия! – прошипел он в ухо комсоргу.
Сергей отпрянул от Леночки.
Акт составили быстро. Решили виновных отстранить от работы, однако вмешался парторг.
– Юрий Зусманович, а кто работать будет? Время уже полтретьего, если вызывать кого из дома, не доедут. Ну ладно, хирурги у нас есть, а уролог? А гинеколог? А операционные сестры? Или вы на скорую позвоните, больницу закроете?
Да, Юрий Зусманович попал в сложное положение. Закрыть прием в больнице под предлогом того, что вся хирургическая бригада пьяная, – за это по головке не погладят ни в райкоме, ни в ГУЗМе.
– Ладно, работайте, утром разберемся! – все-таки Юрий Зусмаович был гибким руководителем. – В терапию не пойдем, поздно уже.
Все собрались уходить, однако вмешалась Зинаида.
– А где анестезиолог? Он, наверное, совсем пьяный, раз его за столом нету.
– Да, кстати…
Юрий Зусманович бодро ворвался в комнату дежурного анестезиолога. Голый анестезиолог спал в обнимку с голой же девицей. Совершенно трезвый, между прочим. И девица тоже трезвая.
– Это кто?! – возмущенно спросил главврач.
– Я Люда Маркова из второй терапии, – испуганно пискнула девица, натягивая простыню.
– Пошла вон! И вы, доктор, приведите себя в порядок! – главный врач рассердился не на шутку. Сзади в проеме двери виднелись возмущенные лица администрации. Сергей, Лена и Юлечка хихикали в углу.
… Приказ, вышедший уже седьмого января, был суров. Юрий Зусманович рвал и метал, настаивал на увольнении. Однако в кабинет главного пришли старый Моисей и Алик Портвейнштейн.
– Юра, не позорь нацию! – сказали они. – Ты хочешь открыть новую страницу в истории еврейских погромов? Как еврей русских людей уволил за то, что они Рождество праздновали! Ты вообще с ума сошел? Да и по закону не получится, ты же их от работы не отстранил.
Всем находившимся в оперблоке в ту ночь вкатили по выговору. Кому-то за употребление алкоголя на рабочем месте, кому-то за отсутствие на рабочем месте. Самая интересная формулировка была у анестезиолога – за нарушение санэпидрежима. Когда он попытался узнать, в чем же оно состояло, Татьяна Константиновна, блеснув очками, четко произнесла:
– Вы допустили нахождение в зоне оперблока лица, не имевшего права там находиться!
Анестезиолог вынужден был согласиться.
Виктор Степанович Стасюк в этом же приказе получил замечание за ослабление работы с подведомственным персоналом.
А еще через четыре года Советский Союз распался. Но это уже совсем другая история.
Дело было в конце 80-х годов. Скорая помощь в Москве тогда была веселой, хотя и тяжелой, работой, оплачивалась она неплохо, но сотрудники старались заработать всегда и везде. Кто-то занимался какой-то частной практикой, кто-то ставил капельницы, ну а кое-кто с важным видом раздувал щеки, надеясь на неформальную оплату своего труда.
И вот работали тогда на одной из подстанций, расположенных ближе к МКАД (но не в спальном рабочем районе), три человека. Назовем их Вадик Гофман, Володя Кусако и Слава Галактионов.
Вадик Гофман был в общем-то уже давно не Вадик. Немолодой, абсолютно седой еврей, начинавший на скорой еще в 50-е годы, он успел поработать и заведующим подстанцией, и врачом одной из первых БИТ-бригад, а сейчас плавно приближался к пенсии в роли врача линейной бригады.
Вова Кусако был его постоянным фельдшером. Полноватый, любящий пожрать, он был далеко не дурак, и руки у него были золотые. Парочкой они были весьма любопытной – сошлись по любви. Любви к деньгам. Деньги они зарабатывали разнообразными, но честными способами, в основном мануальной терапией и массажем (Вадик был прекрасным мануальщиком, а Володя – массажистом), но не брезговали и похметологией, и простыми капельницами. Смотрелась эта бригада эффектно – седой пожилой еврей в накрахмаленном белом халате и колпаке и веселый хохол в халате нараспашку. Артисты!
Ну а третьим человеком, о котором я хочу рассказать, был Слава Галактионов. Слава славился (простите за невольный каламбур) любовью к чтению. Читал он много и очень разную литературу. Он знал особенности психологии крупного рогатого скота, устройство атомного реактора, философию ранних схоластов и еще много всего. Но больше всего Слава увлекался нетрадиционной медициной. Нет, не в плане питья мочи. Он выучил особенности пульсовой диагностики, фито– и апитерапию, лечение минералами и металлами, влияние кошек на гипертонию и моторику желудочно-кишечного тракта и щедро делился с народом своими знаниями. И с пациентами тоже, хотя далеко не всякий способен был выслушать Славу.