– Вот и расскажите нам, почему за вами, самой, как высказали, обычной женщиной, ведут такую профессиональную слежку. Расскажите, чтозаставило вас обратиться к нам.

– Ну, понимаете… – начала объяснять Лола. – Мой мужВасилий владел на пару с компаньоном обувной фабрикой. Дела обстояли неплохо.Но несколько месяцев назад он уехал по делам сюда, в Петербург… и не вернулся.Мне сообщили, что он погиб в автокатастрофе. Хоронили его в закрытом гробу…

– Примите мои соболезнования… – скорбным тоном проговорилафальшивая Лола.

– Не стоит, – отмахнулась фальшивая Земфира. – Яуже успокоилась. И вступила в права наследства. И между прочим, управляюсь сделами фабрики ничуть не хуже мужа!

– Примите мои поздравления!

– Не торопитесь, – ответила Лола. – Тут-то иначинается самое интересное! На днях я получила письмо. В этом письме какой-тонеизвестный доброжелатель сообщает мне, что Василий жив… больше того, мнеприслали его фотографию! – И Лола предъявила собеседнице плод их с Ленейсовместного труда – фотографию своего фальшивого мужа в компании сосногсшибательной блондинкой.

– Очень интересно! – протянула псевдо-Лола, рассмотревснимок и передав его своему партнеру.

– Очень интересно! – повторил тот Лениным голосом ивернул фотографию.

– И чего же вы хотите от нас? – осведомиласьдевица. – Найти блудного мужа? Застать его на месте преступления с этойкрасоткой? Вообще-то вам не говорили, что мы с Леонидом не занимаемся обычнымибракоразводными делами?

– Это не обычное бракоразводное дело! – выпалилаЛола. – Мне важно не то, с кем этот павиан трахается! Мне важно, жив онили нет, потому что от этого зависит судьба моей… нашей фабрики! Если он умер –я на законных основаниях управляю имуществом, а если Василий жив… дело в том,что перед отъездом он, как обычно, оставил доверенность на управление фабрикойсвоему компаньону Стасу Лисицыну. И если окажется, что Василий жив, этадоверенность вступит в законную силу и Стас тут же отодвинет меня от фабрики!

Она громко всхлипнула, достала из сумочки кружевной платок ипромокнула глаза.

– Примите мои соболезнования! – с отработаннымсочувствием в голосе проговорила фальшивая Лола.

– Что? – повернулась к ней фальшивая Земфира, глазакоторой мгновенно высохли, а на щеках загорелись красные пятна. – Засуньтесвои соболезнования… знаете куда? Мне от вас не соболезнования нужны, а работа!Выясните, где мой муж! Мне вас рекомендовали как профессионалов! А если неможете справиться с этой работой – так прямо и скажите, я поищу других и…

– Никого не нужно искать! – поспешно прервала еесобеседница. – Вы уже нашли! Мы с Леонидом самые лучшие! Мы выполним этуработу лучше и быстрее всех!

– То-то же! – с сомнением отозвалась Лола.

– Только вам придется сменить гостиницу, – деловымтоном продолжила ее собеседница. – То, что за вами следили, наводит нас насерьезные подозрения. Это может быть опасно… за этим может стоять тот жечеловек, что за исчезновением вашего мужа.

– Хорошо, – Лола кивнула, – заедем в моюгостиницу, я заберу свои вещи…

– Об этом не может быть и речи! – подал голос молчавшийдо того мужчина. – Мы с таким трудом оторвались от «хвоста», а там васнаверняка караулят! Нет, мы сейчас отвезем вас в безопасное место, а за вашимивещами съездим сами.

– Да? – проговорила Лола без восторга. – Что этоеще за безопасное место? Там хоть условия более-менее приличные?

– Не волнуйтесь! – с энтузиазмом воскликнуласамозванка. – Комфорт гарантируем!

– Ну да, еще бы вы не гарантировали комфорт при вашихрасценках! – проворчала Лола.

Капитан милиции Ананасов пребывал в отвратительномнастроении.

Причиной этого было решение, которое они с другом инапарником Гудроновым приняли неделю назад под давлением общественности.

Они с Гудроновым решили завязать.

Конечно, такое радикальное решение они ни за что не принялибы, если бы к общественности не присоединился их непосредственный начальникКузьма Остапович Хохленко. Причем полковник Хохленко не просто выразил им своенедовольство. Он ясно дал двум капитанам понять, что он сам и родное отделениемилиции расстанутся с ними, если они не завяжут с крепкими спиртными напитками.А еще лучше – если со всякими, даже с пивом.

Короче, полковник просто не оставил им выхода.

Как водится, их решение было добровольным и сознательным.

Разумеется, два капитана отметили это решение посещениемпопулярного бара «Джон Сильвер». Наутро им было очень худо, что укрепило их впринятом решении.

Завязали они с понедельника, поскольку именно с понедельникав нашей стране принято начинать новую жизнь и вообще всякие серьезные дела.Кроме того, понедельник и без того самое отвратительное время года, и двабравых капитана рассудили, что никакая их опрометчивая инициатива не сможетсделать его еще хуже.

Однако, судя по всему, они переоценили свои силы.

Шел только четвертый день воздержания, но Ананасовчувствовал себя так, как будто случайно оказался между мельничными жерновами ичудом выбрался наружу. Или как будто его прожевал соседский ротвейлер Дракула.Прожевал и выплюнул.

Раньше, до того как они завязали, ему бывало плохо только поутрам, сейчас же ему казалось, что вся жизнь превратилась в одно непрерывноеутро понедельника.

– Время завязки нужно засчитывать в служебный стаж израсчета день за три, – сказал он Гудронову, наливая полный стаканминеральной воды «Святой источник».

– Лучше день за год, – внес Гудронов поправку. –Надо будет выступить с такой ини… иницити… инициативой!

Ананасов прикрыл глаза, и перед его внутренним взоромпредстали длинные ряды крепких напитков. Запотевшие бутылки водки, квадратныешкалики украинской горилки, фляжки коньяка тянулись к горизонту бесконечнойвереницей.

Он одним глотком выпил минеральную воду, но не почувствовалникакого облегчения.

– Да что ж это такое! – простонал он, открываяглаза. – Может, лучше…

– Нет, Питиримыч, не лучше! – прервал егоГудронов. – Мы же с тобой мужчины, а значит – хозяева своего слова!

– А если я хозяин своего слова, значит, я могу с ним делатьчто угодно! – простонал Ананасов. – Могу дать, а могу взять обратно!И сколько раз я тебя просил не называть меня этим старорежимным отчеством!Особенно сейчас! Ты ведь знаешь, что у меня нервы на пределе!

Андрей Питиримович Ананасов ненавидел своецерковнославянское отчество. Правда, в настоящий момент он ненавидел все ивсех.

А особенно ненавидел телефон, который имел подлую привычкуто и дело звонить.