— Искусствовед, — одним словом оправдала своего бойца Эка.

— Заметно. Сначала Инка его повсюду водила, про картины объясняла. Потом ее, слава богу, Ангелина к себе вызвала, Инка спихнула твоего обормо… искусствоведа на Мишку и улизнула к Геле. Эка, да скажи ты ему, Христа ради, что не нужны мне никакие изразцы на печку! Голландские. Мне и старая, беленая хороша…

Эка снова погладила нянюшку по плечу, прерывая ее монолог, и обернулась к Веронике:

— Я сейчас быстренько в душ, потом полчасика поваляюсь, теть Настя тебе тут все покажет, ок? — кивнула нянюшке и, шагая через две ступеньки, устремилась на второй этаж по такой же «веерной» домашней лестнице, вслед за неторопливо поднимавшимся водителем с двумя чемоданами — одним розовым, вторым нормальным.

— Ну, детонька, пойдем, что ли? — обратилась к Веронике домоправительница Кощиных.

Ворожея оторвала взгляд от огромного морского пейзажа, где бурное море, казалось, приготовилась выплеснуться на мозаичный пол вестибюля и утопить в соленой воде псевдоантикварные тумбочки с беззастенчиво электрическими золотистыми подсвечниками, подмочить репутацию овального персидского (?) ковра у лестницы и зеркала, в котором мог бы полностью отразиться заглянувший на огонек великан. Закрутить водовороты у элегантной чугунной подставки для зонтов и шляп…

Повернувшись к Веронике спиной, Анастасия Семеновна погляделась в великанье зеркало, поправила выбившуюся из-под ободка кудряшку и засеменила к лестнице. Пожалуй, полностью хрестоматийной Арины Родионовны из Анастасии Семеновны все-таки не получилось. Подобным чистым ангелам не предлагают поддавать из кружки, их поят чаем из фарфоровых чашек, с крендельками и малиновым вареньем, подарки перевязывают атласными бантами в тон их домашней «униформы». Анастасия Семеновна, судя по всему, предпочитала розово-лиловые оттенки, конфетно-карамельные. Которые ей были чудо как к лицу, подсвечивали упитанные щечки и мягкий подбородок.

Поднявшись на второй этаж, тетушка повернула налево, к длинному, плавно изгибающемуся коридору без окон, стены которого были сплошь увешаны картинами, эстампами, электрическими подсвечниками-бра. Вероника, попав в этот коридор, признаться, удивилась. Почему-то она представляла, что здесь должна быть анфилада, позволяющая любоваться природным великолепием усадьбы. Но окон в коридоре не было. Возможно, ради экономии тепла. Попробуй протопить домину, где вместо каменной стены сплошные стекла.

Анастасия Семеновна раскрыла третью по счету дверь, жестом пригласила в комнату Веронику. Чего-то застыдившись, поинтересовалась:

— Ну как? Нормально? Нравится?

Гостья обвела взглядом большую квадратную спальню с темно-коричневой мебелью со сглаженными углами, легкими портьерами кофейного цвета, за которыми и скрывалась та самая сельская пастораль. И недоуменно высказалась:

— Конечно. Очень красиво, спасибо.

— Ну слава богу, — выдохнула тетушка. Провела ладошкой по туалетному столику, как бы проверила, нет ли там пыли. Убедившись в ее отсутствии, затараторила: — У нас здесь ремонт в правом крыле. Васька, черт, обещал к католическому Рождеству закончить, да разве же теперь успеет! Хорошо хоть, Ангелинин шаман сказал, что ему лучше там жить. Какая-то у него там жаровня, чем-то он там чадить собирается… Обрадовался, черт… Ой! Шаман то есть. С духами ему общаться лучше при живом огне, понимаешь? А иначе не знали бы, чего и делать! Гостевых-то комнат только пять, куда всех разместить? Иранец, понимаешь ли, потребовал, чтоб у его переводчика комната поближе была… Короче, перепутал все! Тебе вот придется с Экой одну ванную делить, — Няня подошла к глухой межкомнатной двери, приложила к ней ухо. — Слышишь — моется, вода шумит? — Вероника ничего не слышала, но покивала. — Вообще-то, — Анастасия Семеновна прошла к окну и откинула портьеры во всю ширь, — это комната Амалии, двоюродной сестренки Эки. Они-то вечно ругаются из-за ванной, но Инка сказала, что ты точно из-за этого драться не будешь, и посоветовала тебя сюда определить. — Нянюшка прищурилась на Веронику, как будто спрашивая: «А ты не собираешься бить мою девочку, не будешь ее обижать?»

Ника растянула губы и предъявила «Арине Родионовне» отличную работу стоматолога. Продемонстрировала, что она — синоним миролюбия.

— И слава богу, — повторила нянюшка, ставшая вдруг задумчивой. — Со шкафчиками разберешься иль помочь?

— Спасибо, разберусь, — поблагодарила Ника.

— Ужин в шесть, — пробормотала Анастасия Семеновна, зашагала к двери, но вдруг остановилась, развернулась к гостье: — Слушай, я вот что тут подумала… Ты ведь гадалка, да? А можешь мне сказать, не мог ли тот шаман чего-то наколдовать, чтобы у нас в московской квартире труба лопнула? А? Ему тут, видите ли, удобно в пустом крыле костер разводить… а в городской гостинице ему б не дал никто… — голубые глаза нянюшки распахнулись во всю ширь, — вдруг это он к нам какого-то зловредного духа отправил, и тот…

Получив от Вероники категорическое «нет», простодушная домоправительница громко выдохнула, мелко перекрестилась и засеменила к коридору. Дверь за собой она в задумчивости не закрыла, и потому до Вероники донеслись ее слова:

— Ну, Кузьмич, старый черт… допрыгаешься со своими идиотами…

Вероника усмехнулась: какие у них тут порядки, однако, демократичные. Экономка хозяина старым чертом обзывает. Вслух. Гостей его всем скопом — идиотами. Не одобряет, видимо, пристрастий компании господина Кощина.

Развешивая в платьевом шкафу одежду, Ника внезапно догадалась, с чем связана давешняя замена «мерседеса» на лимузин. Иранский провидец заупрямился и внес путаницу в расселение гостей, умная Инесса нашла решение: поселить молоденькую гадалку в практически смежную комнату с Экой. А чтобы девушки успели познакомиться, предложила отвезти их до поместья на одной машине. Конечно, можно заподозрить, что расчетливые богатеи решили сэкономить на бензине и отправить незнакомых девчонок «плацкартом». Но реакция Катерины это подозрение разрушила: Эка очень удивилась, обнаружив салон занятым, она предполагала ехать в одиночестве. На деда даже разозлилась.

В который раз восхитившись умом и предусмотрительностью госпожи психолога, Вероника распределила остальные вещи между тумбочкой и шкафом. Достала из чемодана большую дорожную косметичку и подошла к двери в ванную комнату. Приложила ухо к щелке: вроде бы там тихо. Нажала на бронзовую дверную ручку, сделанную в виде хищной птичьей головы с длинной вытянутой шеей… Заперто. Беспечная Катерина свет Эдуардовна, отмывшись, позабыла отпереть дверь на другую половину. И, вероятно, улеглась вздремнуть, как обещала.

Ника постояла перед запертой дверью, не решилась в нее постучать — соседка сегодня ночью не спала, а зажигала, — и отошла на середину комнаты. Поглядела на фотопортрет улыбающейся блондинки — Амалии, по всей видимости, — и мысленно ей посочувствовала: нянюшкина любимица, не исключено, подобный фокус проделывала неоднократно. Есть от чего расстроиться и озвереть, надавать кузине по чистому загривку. Ника тоже не отказалась бы после дороги в туалет сходить и руки вымыть.

Н-да, незадача. Стучать?

Пожалуй, нет. Во-первых, учитывая толщину стен, в дверь придется долбить пяткой и, вероятно, долго. Хотя, конечно, можно выйти