Я увидел две полоски на ее тесте, который она прятала от меня. В тот вечер Аня хотела сделать мне подарок, а я остался пить у соседа. Пришёл, а на столе, рядом с уже прогоревшими свечами, лежала коробочка и в ней тест. Помню, когда ее рвало, меня это бесило. Бесило, что она говорила о ребенке, как-будто во всем мире теперь только он, а меня нет. Я растворился, как личность, как существо. Тогда, когда она вытирала рот полотенцем в ванной после очередного приступа рвоты, первый раз ее ударил. Нет, не сильно, слегка. Да, разбил губу, но это был не я, а тот алкоголик, который сидел во мне в то время.

А с сестрой вообще получилось случайно. Она пришла забрать что-то из Анютиных вещей, я предложил ей выпить, она согласилась. Потом плохо помню, что было, но вот момент, когда я ритмично двигался на ней и меня чем-то ударили по спине, всплыл в памяти моментально. Это Аня пришла неожиданно рано и застукала нас. Дальше была больница, реанимация, а я сидел дома и пил. Пил, потому, что убил своего ребенка и чуть не убил любимую женщину. Дальше всё, как в тумане. Только помню, что она проклинала меня, когда вытаскивала из квартиры свои чемоданы и пакеты с вещами под чутким надзором старшего брата и отца.

Я пил. И пил по-черному несколько лет, пока не осознал, что жизнь моя не стоит дороже той самой бутылки, что покупаю. Здоровье уже тоже не позволяло больше пить. Я завязал. В тот день, когда вышел из нарколожки, верил, что это навсегда.

Но сегодня у меня в руках стакан, пока ещё пустой, в морозилке водка, воспоминания о прошлом, о счастливых днях вместе в Анюткой и дилемма. Пить или не пить.

Двойное дно

Юля сидела на стуле в своей собственной кухня, ютясь, как сиротка на жесткой табуретке. Руки дрожали и стакан воды, который она в очередной раз пыталась поднести к губам, что бы сделать глоток прохладной прозрачной жидкости, стучал по зубам громко и больно.

Вокруг сновали люди, которые час назад зашли к ней домой, сотрясая какой-то бумажкой с печатями, подписями, и прямо в грязной обуви протопали по свежевымытым полам по коридору, разбредаясь по трем комнатам их с мужем квартиры.

Никто ничего не говорил, не объяснял. До Роберта было не дозвониться. "Телефон вне зоны действия сети" — только эту фразу и слышала Юля, набирая номер мужа в сто первый раз.

— Послушайте, мне может кто-то объяснить, что вообще происходит? — не выдержав напряжения, срывающимся на крик голосом, потребовала Юля, вскакивая с табуретки.

— Юлия Семеновна, успокойтесь. Мы вам всё обязательно объясним, когда закончим обыск, — проговорил лысый мужчина в кожаной черной куртке.

Кем он представился? Каким-то оперуполномоченным, но имя его она не запомнила.

Юля обхватила стоявший на столе стакан с водой обеими руками и предприняла очередную попытку сделать глоток. В эту же секунду она услышала громкий мужской голос из дальней комнаты.

— Господа понятые, пройдите сюда. На ваших глазах была обнаружены коробка из-под обуви.

Юля подскочила и побежала туда, куда стали стекаться люди со всей квартиры. Их было так много, что она перестала вообще их различать. Для нее сейчас они слились в одну сплошную серую массу злобных захватчиков.

Женщина попыталась протиснуться в саму комнату, но ей преградили дорогу люди в полицейской форме и вежливо попросили не путаться под ногами.

Кому они это сказали? Юле хотелось кричать, что она- хозяйка этого дома! Что она имеет право делать тут все, что хочет!

— Понятые, подойдите поближе, — продолжал вещать все тот же голос. — В коробке обнаружены детские вещи.

Юля встала на цыпочки и переспросила:

— Какие вещи?

Она почувствовала, как сердце начинает колотиться ещё сильнее. Они жили с мужем душа в душу уже десять лет. Ей было 14, когда они познакомились. Тогда Роберту было 25 и ей казалось, что такого красивого, умного, заботливого молодого человека послали ей небеса. Она — дочь алкоголика и наркоманки, которых лишили родительских прав. Воспитанием с рождения занималась бабушка, которая тоже была не прочь утопить своё горе в водке. По сути Юлю растила улица. К 10 годам она уже курила, иногда выпивала, в 11 ее изнасиловали подростки из соседнего дома, с которыми Юля бегала по заброшкам своего района. Было обидно, больно и очень страшно. Никому ведь не расскажешь. Слезы и боль сменились безразличием и равнодушием к тому, что с ней делают взрослые дяди за пару сотен рублей и шоколадку. То, что себя можно продать и купить за эти деньги еду, красивую одежду, она поняла почти сразу, так как за молчание от своих бывших сотоварищей получила внушительную сумму, как ей тогда казалось.

С Робертом она познакомилась во время своей такой " подработки". Молодой человек работал в крупной строительной фирме отца, так что денег у него хватало на всё и даже больше. Он забрал девчонку с улицы, отмыл, приодел, вылечил и заставил учиться. Когда ей стукнуло 18, то они сразу же расписались.

Юля поступила на педагогический, окончила его только пару месяцев назад. Детей Роберт не хотел категорически, а Юля и не спорила. Она вспоминала свое детство и не хотела, чтобы в этот мир приходил ещё какой-то человечек, который может хлебнуть столько же горя.

В тот момент, когда девушка рассылала резюме в школы, в ее дом вломились эти дикие люди.

— Юлия Семеновна, подойдите поближе, — подозвал тот самый человек, который минуту назад высыпал содержимое коробки на стол.

Люди расступились перед ней. На Юлю смотрели пристально десятки пар глаз. Какие-то с осуждением, какие-то с равнодушием, с холодностью.

Подойдя к столу, она посмотрела на то, что лежало на нем. Две заколки, на которых красовались вишенки, детские трусики, порванные с одной стороны по шву, четыре крестика на цепочках, какие-то бумажки и маленький медвежонок, который пару месяцев назад она обнаружила в кармане куртки мужа, собираясь ее постирать. На вопрос " Откуда?", Роберт со смехом ответил:

— Да на работе у