строчки из молитвенника, лишь глупая детская считалочка: раз полоска, два полоска, лапы, уши, хвост из воска…

Умирать было жаль.

8

И снова Орис очнулся на белых простынях, но в этот раз на шелковых. Его разбудила служанка, она вошла в комнату с корзиной под мышкой. Он открыл глаза и увидел, как девушка покраснела, захихикала и отвела взгляд. Поспешно положив его вещи на стул, служанка убежала.

Орис посмотрел на себя, он был голый, белела только свежая повязка на груди и плече, а простыня, которая должна была прикрывать его срам, лежала в ногах.

Дверь вновь открылась и на пороге появился сур в белом одеянии. Орис присмотрелся и признал того писаря, что сидел у ворот.

— Вставай и одевайся, монсеньор ждет, — сказал сур. — Я подожду за дверью.

В памяти Ориса всплыла обитая бархатом карета в темном переулке. Испытание он провалил. Причём уже дважды. На фоне происходящего его мечта вступить в братство как-то померкла. Загадка зверя захватила его и он хотел не просто поймать его, он хотел понять, что происходит в Обители Святого Ёльма. А еще дед подлил масла в огонь, зачем он разгромил гробницу?

Орис тяжело поднялся, оделся и посмотрел на себя в зеркало.

Если зверь и дальше будет отрывать от него по кусочку, то скоро он будет замотан тряпками, как фарамейская мумия из Палмаатского музея. Кровать он решил не застилать и вышел из комнаты. Сур ждал его за дверью.

— Ты кто такой? — спросил Орис бесцеремонно. — Писарь что ль?

— А сам ты кто? — ответил сур. — Грамард что ль?

— Кто меня нашел? Где герн Велих из Тавры?

— Он жив, если тебя это интересует. Все остальное расскажет сам монсеньор. Идем.

Коридоры дома не были похожи на коридоры замка. Огромные окна пропускали много света. Теплые цвета обивки и тонкие рамы картин, все было изысканно, как в столице. Много шелка и бархата. И много растений. Они стояли в горшках и огромных вазонах. Некоторые ползли по стенам к окнам. Двери были обычного, человеческого размера и открывались от себя. Они вошли в гостинную и хозяин дома поднялся им навстречу. Орис заморгал и охнул, при свете дня он сразу узнал стоявшего перед ним. Монсеньор рассмеялся и махнул рукой. Сур даже не поклонился, просто прошел вперед и сел за стол, хотя его не приглашали.

— Вы все еще не адаптировались, мой юный друг, как я посмотрю, — сказал монсеньор и снова рассмеялся. — Садитесь же, дарь Ёльдер!

Орис долго боролся с собой, но все же поклонился, подошел к столу и сел. Сур оказался справа от него, а монсеньор, один из роверенов Святого Престола, слева. На столе стояли чашки и чайник, лежали вкусно пахнущие булочки с маком. Орис сглотнул слюну.

— Ешьте, грамард, вам нужны силы, наше противостояние еще не окончено. Ох и некстати, скажу я вам, пришлись мы к этому двору со своим испытанием, — захихикал монсеньор и первым взял булочку.

Сур пил чай и иногда поглядывал на Ориса из-под темных бровей. Для ахорнца он был слишком смуглый, но его речь была столь безупречна, а одеяния такие белые, что никому бы не пришло в голову заподозрить в его венах нечистую, зерейскую кровь.

Дожевав, монсеньор вытер лицо салфеткой, откинулся на спинку стула и сказал:

— Миф о звере, что живет в этих лесах, будоражит воображение людей уже много лет, он докатился даже до столицы, поэтому я и выбрал для вашего испытания именно это место. Я знаю вашу истинную биографию, грамард, знаю каких кровей вы и ваш дед.

За столом воцарилась тишина.

— Я выбрал вас из-за вашего таланта. Дара истины. Чистота вашей крови меня не интересует. Я знаю, что дар не имеет отношения к цвету крови, кожи или разрезу глаз. Вы должны знать, что я один из тех еретиков, которые хотят отделить магию от Церкви и ее слепой веры. Отдать ее в руки скептиков, людей разума. Магия должна стать светским предметом в университетах всего мира. И я считаю преступлением против Создателя, что наша Церковь превратила магию трансформации в проклятье для целого народа! Заставить мир поверить, что существует некое условное зло, что вселяется в людей и превращает их в животных? Это же чудовищно!

Орис сложил руки замком, чувствуя, как дрожат руки.

— Так вот в чем состояло мое испытание? Поведусь ли я на приманку в виде зверя? Решу ли я, что это мой давно погибший брат? — заговорил Орис. — Только мой дед все еще верит, что Малькольм жив. Этот выживший из ума старик рассказывает сказки у камина и превращает трагедию моей семьи в легенду о Последнем Тигре.

— А потом превращается в ворона и вылетает в окно своей тюрьмы, — расхохотался монсеньор. — Конечно вы в это не верите, никто не верит, пока не увидит собственными глазами.

Монсеньор отодвинулся от стола и встал.

— Пойдемте, я вам кое-кого покажу.

Орис мгновенно вскочил с места. Сур поднялся медленно, с чашкой в руках, когда они шли к двери, он все еще допивал свой чай.

По узкой лестнице с огромными пролетами каменных ступеней все трое спустились в сырой подвал дома. Подвал как подвал, бочонки пива, шкафы под бутыли вина и масла, какой-то ненужный хлам, стопки тканей и гобеленов, но в глубине за шторкой пряталась клетка, а внутри нее сидел зверь. Тот самый, не крупнее собаки, что разодрал ему плечо на руинах крепости короля Реймара. Выглядел он плохо. Глаза текли, язык вывалился, он скалился и рычал.

Сур налил воды из ведра и подсунул миску в щель.

— Что ж, наступает время истинного испытания, — сказал монсеньор и посмотрел на Ориса. Тот моргнул, он не понял. Роверен-еретик улыбнулся и покачал головой, мол до чего же ты глуп, дарь Ёльдер, но ничего вслух не сказал, достал из кармана записную книжку, нашел страницу и протянул Орису.

— Помнишь свое испытание? Как читал в зале молитвы? Сейчас будет так же, но если ошибешься, превратится твой друг Велих в ту же кашу, что аббат на алтаре в той часовне, понял? Ты готов, грамард?

Орис посмотрел на текст в записной книжке, потом на клетку со зверем. Как и тогда, в аудитории, где на него смотрели все эти ученые мужи, он до конца не верил в свои способности, но не мог устоять перед желанием овладеть знанием. Овладеть собой в конце концов, и главное — найти истину.

Монсеньор отошел в сторону и жестом отозвал сура за собой. Они встали у