в первое время напоминали человеческое лицо куда меньше, чем самая дешевая силиконовая маска. Казалось, что на обычных людей кто-то нацепил поделку из папье-маше, слепленную детсадовцем. Хотелось поскорее снять с пациентов эти нелепые раздутые шары и посмотреть, как же на самом деле выглядят люди под ними.

Но Оля очень быстро разобралась, что это еще не худший вариант. В свой первый день ей довелось заглянуть в пару палат, где пациенты только ожидали операций. Вот там было действительно страшно… Раньше она даже не представляла, что человек способен выжить с такими травмами. А они как-то жили…

Ей очень хотелось спросить, как именно, как они вообще справлялись. Однако Оля понятия не имела, есть ли хоть один достойный способ задать подобный вопрос. Не говоря уже о том, что она не имела права лезть людям в душу!

Она решила, что придется подождать, контакт установится сам собой. В конце концов, даже Лю «Грозовое облако» Энлэй приветливо кивал и улыбался некоторым пациентам, у одного даже посидел в палате. У Оли тоже должно было получиться, когда она тут освоится и к ней все привыкнут.

На это она рассчитывала изначально, а все сложилось куда раньше. Пациентка сама к ней подошла.

Это была женщина – судя по рукам, молодая, невысокая, полноватая, однако после операции многие набирали вес из-за гормонального лечения. Определить возраст по лицу оказалось невозможно: оно, как и у многих тут, напоминало до предела надутый воздушный шарик с некрупным плоским носом и настолько бледными губами, что рот казался просто разрезом чуть выше подбородка. Один глаз женщины был закрыт черной повязкой, другой смотрел на мир через узкую щелочку между отекшими веками. Волосы у пациентки были черными без седины, жесткими, подстриженными под каре. Она была не из тех, кто пытается прикрыть лицо локонами – хотя встречались тут и такие, в основном предпочитавшие парики. Эта женщина наверняка знала, что большой разницы не будет.

В ней чувствовалось удивительное спокойствие – в неспешной походке, в плавных движениях. Она не стыдилась себя и не пыталась казаться незаметной. При этом не было ощущения, что она выставляет себя напоказ, бросая миру вызов. Она просто жила так, как живется.

Завороженная этим, Оля разглядывала ее открыто, совершенно позабыв о том, что пялиться на людей – это, вообще-то, неприлично, как бы они ни выглядели. Но женщина не смутилась и теперь. Она остановилась в паре шагов от Оли и первой обратилась к ней на испанском:

– Вы ведь новый переводчик? Мне сказали, вы будете работать и со мной.

Она говорила очень даже неплохо – Оля уже успела разобраться, что такая четкая речь звучит среди пациентов не слишком часто. Те, кто еще не прошел операцию, порой вообще не могли говорить и полагались в основном на текст и специальные мобильные приложения для его озвучки. Те же, кто операцию уже пережил, далеко не сразу свободно владели новыми челюстями и мышцами.

Но у этой женщины операция явно была не вчера и не позавчера. Возможно, она как раз из тех, кто приехал на контрольную проверку. При этом изменилась она не так уж давно, потому что отек на лице даже не начал толком спадать. Впрочем, Оля не знала, сколько времени на такое обычно уходит.

– Да, это я, – кивнула она. – Меня Оля зовут.

– Клементина Суаве, – представилась женщина. А потом продолжила на безупречном английском: – Мне на самом деле не нужен переводчик. Мне просто нравится общаться с людьми. Вы не против?

– Конечно, не против! Просто… Я, если честно, не представляю пока, как это правильно делать. Не переводить, а просто общаться.

– Вы меня боитесь?

– Нет. То, что я чувствую, это не страх. Но и не такое же отношение, как к обычному человеку.

– Вы честная, – чуть заметно кивнула Клементина. – Это хорошо. Для меня хорошо. Но такое понравится не всем. Хотите кофе?

– Не откажусь!

Оля ожидала, что они направятся наверх: пациентам, которые могли самостоятельно покидать палату, разрешалось посещать кафе. Однако Клементина повела ее за угол – там обнаружилась кофемашина, окруженная несколькими маленькими столиками.

Один из таких столиков они и заняли. Клементина сама его выбрала – тот, что поближе к окну, так, чтобы бледный свет зимнего солнца свободно падал на ее лицо.

– Смотрите, – спокойно позволила она.

– Извините, – смутилась Оля. – Я не хотела…

– Нет-нет, я говорю без иронии и язвительности. Смотрите. Сейчас вы запутались, вы шарахаетесь от меня и таких, как я, потому что вам хочется смотреть, а разум возмущается этим. Вы смотрите украдкой и вините себя за это.

– Думаете, если я буду смотреть на всех прямо, что-то изменится?

– На всех не надо. Говорю же, все здесь относятся к своей беде по-разному. Но на меня смотрите, это поможет. Мы тут очень похожи – особенно в первое время после успешной операции. До операции у всех разные истории. Понятно, что «стреляные» сильно отличаются от «кислотных». Но в целом, когда вы привыкнете к тому, что мы вот такие, вам станет легче. Некоторые представляют, что просто попали в фильм ужасов.

– Ну, это уже слишком…

– Это тоже способ справиться, – пожала плечами Клементина.

– Спасибо, что вы… так к этому относитесь.

– Пожалуйста. Мне тоже полезно. Скоро я вернусь в мир, где много таких взглядов. И мне полезно говорить – челюсть лучше двигается, да и язык тоже. Я ведь нормально говорю?

– Очень хорошо!

– Это мое достижение.

Теперь вопросов было даже больше, уже не к клинике, а лично к Клементине. Что с ней случилось? Как она попала сюда? Как вообще пережила все это?

Однако Оля интуитивно чувствовала: этого лучше не касаться. Клементина, безусловно, сильная, но и ей вряд ли хочется касаться самого сокровенного, живого, может, еще не до конца зарубцевавшегося… Тон беседы должна была задавать именно пациентка.

Клементина и сама понимала это. Она спросила:

– Как вам здесь у нас?

– Сложно сказать: это мой первый рабочий день.

– Сказать можно уже очень много. Вы не плачете. Вы улыбаетесь мне. Я тоже, кстати, улыбаюсь вам, просто это пока не видно. Улыбка – это очень-очень сложно… Я никогда не думала об этом, пока у меня было свое лицо. Цените улыбку, вы не представляете, что вы теряете вместе с ней… Простите, меня не туда понесло.

– Нестрашно. – Оля улыбнулась ей и невольно попыталась отследить работу каждой мышцы при этой улыбке. – Мне действительно интересно.

– Есть то, о чем мне не следует говорить… Неважно. Вы молодец. Вы планируете попросить сегодня успокоительное или антидепрессанты?

– Да как-то не думала…

– Это