Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я же говорю, что ты моя мама.
Леди Оливия явно не знала, что ответить. Поэтому она уставилась в глаза сына особенно долгим взглядом, одновременно подыскивая подходящее логическое объяснение.
– Как насчет такого, Виктор? – Джо почувствовал, что должен что-то сказать. – Ты будешь называть меня и Розалин своими друзьями, если твоя мама не против. В этом нет ничего плохого. Люди каждый день называют друг друга друзьями и гордятся этим.
– Да, пусть так. – Джо не мог не заметить, что она произнесла это с некоторым сомнением.
Розалин сделала шаг и протянула мальчику руку:
– Можно я буду называть тебя своим другом?
– Да, мисс. – Виктор не стал пожимать ей руку, но вежливо поклонился.
Джо сообразил, что это урок номер два: не пожимай дамам руку в знак приветствия.
– Добрый день, миледи. – Он приподнял свою шляпу, как обычно делал, выражая свое почтение женщинам.
Она наклонила голову набок и слегка вопросительно приподняла бровь.
А-а-а… Джо снял шляпу, сунул ее под мышку, затем тоже изобразил поклон, хотя и не так ловко, как Виктор.
– Желаете ли вы получать от меня наставления, мистер Стетон?
– О да, миледи, он желает! – ответила за него Розалин, без сомнения опасаясь, как бы он не отказался.
– Да, леди Оливия, желаю и приму с благодарностью.
– Очень хорошо, тогда с чего начнем?
При виде того, как ее сын, вцепившись в рукав мистера Стетона, тащит его к апельсиновому дереву, это было очевидно.
Трудно было бы обучать ковбоя вежливому приветствию, когда Виктор настаивал, чтобы все смотрели, как он залезет на дерево.
Улыбка на его милом круглом личике разрывала ей сердце. Ее сын тосковал не о ковбое. Он тосковал об отце. Оливия не могла винить его за то, что ему хотелось иметь отца, но что она могла с этим поделать?
– Леди Оливия, можно я поиграю с Виктором в саду? – спросила Розалин.
– Это было бы замечательно, – ответила она.
Виктор, очевидно, думал так же. Он спрыгнул со второй ветви дерева и приземлился с глухим стуком, широко улыбаясь.
– Спасибо, мисс Стетон, – поблагодарила вдова.
– О, прошу вас, зовите меня Розалин! Мне это будет очень приятно.
Многие люди говорили те же слова, но ничего не подразумевали, кроме дежурной вежливости. Совсем другое дело – эта юная леди. Ее искренность не могла не тронуть.
– У вас очень милое имя, Розалин. Я буду с радостью называть вас так, но только если вы станете звать меня Оливия.
Допуская эту фамильярность, она шла на некоторый риск. За этим мог последовать переход на те же рельсы с ее братом. Но почему это ее пугало? Он определенно здесь ни при чем. Джо Стетон казался вполне порядочным молодым человеком.
Оценивая свои чувства честно, Оливия понимала, что боялась собственной слабости. Джосайа Стетон заставил ее испытать чувства, которых она не испытывала уже долгое время, если вообще когда-нибудь испытывала их по-настоящему.
В одной из книжек Виктора была картинка, изображавшая ковбоя, бросавшего лассо. Петля на конце лассо взмыла в небо, но того, что она должна была заарканить, на картинке не нарисовали. Было совсем несложно представить, что цель – ее сердце. Стоило ей не уследить за своими чувствами, и это лассо могло поймать ее. Оливию это страшило. Если бы только Джосайа Стетон был не так красив! Но главное, если бы он оказался не так порядочен.
Но он был и порядочен, и красив. Это опасно. Она уже почти слышала свист лассо. Как только он станет «джентльменом», молодые женщины начнут сбиваться с ног, чтобы привлечь его внимание. Будет разумно держать свое сердце в узде, как она и делала после смерти мужа.
– Можно мы поиграем с сэром Бристлом? – Розалин смотрела на Оливию, приподняв темные брови, и ждала разрешения.
Инстинкт подсказывал запретить. Пес был большим и с волчьей кровью. Но Розалин и мистер Стетон, видимо, доверяли ему, так что…
– Хорошо. Только не уходите далеко, чтобы я вас слышала.
Розалин захлопала в ладоши с не меньшей радостью, чем Виктор. Они бросились на улицу и принялись бегать по двору. Звук их смеха наполнял сердце Оливии теплом, мысленно возвращая в беззаботные времена.
Но потом она вышла замуж.
Что будет, если Розалин выйдет замуж? Думать об этом было слишком грустно. Лучше заняться той задачей, которую ей поручили.
– Итак, – сказала она, глядя в глаза ковбоя, которые нельзя было назвать ни зелеными, ни карими. Глаза смотрели прямо и честно, что могло обезоружить ее, если бы она позволила.
– Итак?
Итак! Она совсем потеряла нить…
– Присядем? – Она указала на маленький столик, накрытый для ланча.
Он подвинул ей стул. Оливия села, гадая, что делать дальше.
– На мой взгляд, несмотря на… – махнула она рукой в сторону его костюма. – В любом случае в душе вы уже джентльмен. Все, что требуется, – это добавить немного лоска вашему платью и вашей речи.
– Да, мэм. Розалин говорит то же самое.
– Ваша сестра – прелестная девушка. Мне кажется, Виктор немного влюблен в нее.
Джосайа Стетон подмигнул ей. Действительно, подмигнул!
– В нее все влюбляются.
Сердце Оливии забилось чаще в ответ на искреннюю теплоту этого жеста. Лассо взмыло в ее сторону, Оливия увернулась. Нет, так не пойдет. Если он повторит это в свете, дебютантки попадают в обморок. Это надо исправить в первую очередь. Сразу же, как только она сама придет в себя.
– Вы не боитесь, что она… – на самом деле ее это совершенно не касалось, но Оливия не могла молчать, когда Розалин угрожала та же участь, что постигла ее саму, – что кто-нибудь воспользуется…
– Моя сестра себе на уме. Она привыкла, что многие ищут ее внимания.
– Надеюсь, это так.
– Леди Оливия, я должен спросить: мне действительно необходимо стать другим, чтобы удачно выдать ее замуж?
– Герцогиня считает, что это так, поэтому мы с вами сегодня здесь.
– Мне хотелось бы знать ваше мнение.
– Я с ней согласна. Если вы хотите, чтобы за вашей сестрой ухаживали знатные джентльмены, это необходимо. Чем больше кавалеров у нее будет, тем лучше. Но могу я говорить прямо?
– Мне кажется, вы всегда так делаете.
– Да, конечно. Я поняла, что должна…
– Я не имел в виду, что не одобряю этого. Так что говорите прямо.
– Хорошо. Я только думаю, если она настроена на замужество, вы должны быть очень аккуратны в выборе мужа для нее. Остерегайтесь донжуанов.
Из его груди вырвался низкий раскатистый смех.