– Не веди себя как дикарь, Джо! – Она повернулась и вышла из гостиной.

Дикарь? То, что он не носил модные башмаки и щегольскую трость, еще не значило, что он дикарь. Пожалуй, отчасти это можно было отнести к тому, что он ударил человека в лицо. Что ж, даже если это делало его дикарем, он сделал бы это снова.

Он только надеялся, что леди Оливия – не миссис Шоу, а леди Оливия – пришла в себя после этого случая. Ни одна женщина не должна подвергаться тому, что пришлось пережить ей.

Однако Джо чувствовал, что это не самое худшее, что выпало на ее долю. Ему показалось, что после эпизода с сэром Бристлом люди всматривались в нее пристальней, чем предполагала ситуация. Будто в прошлом она уже оказывалась в центре какой-то неприятной истории. Надо спросить у Розалин, раз она утверждает, что знает много всего. Хотя, возможно, это не так.

Если они встретятся снова, что весьма вероятно, поскольку ей предписано стать его наставницей, она может довериться ему. Раз уж он согласился обучаться искусству выглядеть как джентльмен, между ними может возникнуть своеобразное чувство товарищества.

Проблема в том, что Джо не считал, что с ним что-то не так. Даже если он наденет атласные бриджи, это его не изменит. Но тогда почему он так сопротивляется этому?

Он обещал Ma и Па, что найдет мужа для Розалин. Такого, который будет достоин ее и сделает ее счастливой.

Нельзя сказать, что Па не советовал ему купить одежду, более подходящую для лондонских гостиных. Он просто решил, что это не столь необходимо.

И вот, несмотря на предостережения сестры, он явился на бал, раздувшись от гордости, полагая, что люди увидят его таким, каков он есть. Он никак не ожидал, что все глаза будут смотреть на него с осуждением еще до того, как он успеет поздороваться.

Даже теперь Джо не покидало ощущение, что на него смотрят. И что странно, ощущение казалось чем-то сиюминутным, а не воспоминанием.

Джо выглянул в сад. В кустах резвились два кота. Нет, не то.

В Фенкрофт-Хаус не светилось ни одного окна, что, правда, не означало, что на него не смотрели из темноты.

Он переводил взгляд с одного на другое, вглядываясь в тени.

А, вот оно!

Что-то шевельнулось в свете луны. Джо прищурился и заметил светлый отблеск волос, выхваченный лунным лучом. Кто-то сидел в кресле у окна, но было слишком темно, чтобы понять, кто это мог быть.

По коже Джо пробежал холодок. Но поскольку ощущение было приятным и не говорило об опасности, он решил, что это, возможно, леди Оливия. Ему нравилась эта женщина. И ее ребенок тоже. Однако благоразумие требовало не забывать, что он пробудет здесь только до тех пор, пока не закончит дела. Меньше всего ему хотелось бы оставить за океаном разбитое сердце. Особенно если это сердце леди Оливии.

В ней было что-то притягивавшее его. И не только то, что она казалась беззащитной вдовушкой, нуждавшейся в человеке, который будет за ней присматривать. Нет, ему нравилась ее красота. Джо встречал много хорошеньких женщин и даже был влюблен в одну из них. Но к этой вдове его привлекало нечто большее, чем прелестная манера хмурить брови и легкая раскосость небесно-голубых глаз. Джо знал ее недостаточно хорошо, чтобы понимать, какое из ее качеств сильнее всего притягивало его внимание, но он определенно ощущал это притяжение.

То, что он не мог выкинуть ее из головы, не меняло его нежелания оставлять после себя сердечную боль. Для романтических чувств сейчас не время и не место.

Если он решит пойти на завтрашнюю встречу – а Джо начинал думать, что это правильное решение, – ему нужно будет держать свое сердце в узде. Ему несложно было представить, что эта красивая вдова накинет на него аркан и сделает своим пленником.

Человек, который встретил их в Фенкрофт-Хаус, походил на джентльмена больше, чем Джо. Если слуга выглядит элегантней, чем сын барона, значит, впереди трудные времена. Оставалось надеяться, что леди Оливия готова к рутинной работе по превращению зарослей в аккуратную живую изгородь. Изгородь, где шипы вскоре станут казаться мягкими стеблями.

– О чем ты думаешь, Джосайа? Мне не нравится твое лицо, – прошептала Розалин, когда они вслед за дворецким шли, вероятно, в гостиную.

Дом был огромным и элегантным до последнего дюйма. Впереди из открытой двери доносилось щебетание птиц.

– Я не хочу, чтобы меня называли Джосайа.

– Пусть так, но помни: у леди Оливии едва ли больше желания тебя учить, чем у тебя учиться. Но учиться тебе придется. Когда вернешься домой, можешь быть ершистым сколько угодно, но сейчас, хотя бы ненадолго, пожалуйста, научись вести себя как джентльмен.

– Я постараюсь, – ответил Джо, поскольку обещать было бы слишком.

Вслед за мистером Рамсфилдом они вошли в наполненную зелеными растениями комнату, восхитительней которой Джо не видел в жизни. Казалось, сад переместился с улицы внутрь дома. Единственным отличием была стеклянная стена. От неба комнату тоже отделяло стекло. Птицы сидели в клетке, но наверняка не подозревали об этом, поскольку ее размеры позволяли там прогуляться. В воздухе стоял густой аромат каких-то цветов.

– Смотри, – шепнула сестра, – по-моему, это апельсиновое дерево.

– Возможно.

Джо никогда не видел апельсиновых деревьев, но знал, что они росли во многих местностях Соединенных Штатов. Он ни за что не подумал бы, что впервые увидит его в Лондоне. Кто мог ожидать такое? Но уже в следующую секунду он забыл об этом.

Вдова стояла у двери, которая, должно быть, вела в парк, отделявший ее дом от их апартаментов. Нагнувшись, леди Оливия старательно оттирала грязь с щеки Виктора. Это зрелище материнской привязанности сразило Джо в самое сердце.

Но почему? Он бесчисленное количество раз видел матерей с малышами, но это никогда не заставляло его онеметь от умиления.

Должно быть, воссоединив их на кладбище, Джо почувствовал себя частью этого трогательного события и ощутил какую-то связь с ними.

– Леди Оливия, пришли ваши гости, – объявил дворецкий, с особой отчетливостью произнося каждый слог.

– Добрый день. Рада снова видеть вас. – Ее приветствие прозвучало более вежливо, чем слова слуги, настолько, что Джо не мог сказать, искренне оно или нет.

Вероятно, нет, что могло быть иллюстрацией их первого урока. Говорите то, что положено. Делайте это вежливо, даже если то, что вы хотите выразить, далеко от гостеприимства.

По правде сказать, Джо надеялся, что это не так. Что ее улыбка действительно указывала, что она рада его видеть. Потому что он был очень рад видеть ее. И в этом состояла единственная светлая сторона ситуации.

– Йй-а-хо! – Маленький Виктор хотел броситься к нему, но мать удержала его за шиворот и решительно потянула назад. – Но, мама, это же мой ковбой!

– Ты знаешь, что не можешь называть людей своими. Сейчас же извинись перед мистером Стетоном.