Любила она Николая своим женским горячим сердцем, да и было за что любить его. Николай обладал многими положительными качествами. Живой, сызмальства смелый, боевой, находчивый, подвижный, бравый, чисто выбритый, черноватые усы лихо подкручены. Чтоб не так одолевала борода ростом, он секретно натирал ее ореховым отваром, а усы регулярно смазывал репейным маслом. Из–под лихо надетой набекрень фуражки у него свисал на лоб черноватый чуб. Он обладал и чисто акробатическими способностями. Еще в детстве он научился стоять на голове, ходить на руках, умудрялся на велосипеде ездить задом наперёд. На службе он научился виртуозно владеть и действовать саблей. Хвалился «Я саблей на лету муху разрублю. Овладел искусством верховой езды, по-казачьи скосив на бок голову. Так что есть за что его любить бабам. Недаром прозвали его Астраханский черкес. А бабы таких любят, их и хлебом не корми, только бы мужик был таким, каков Николай. Он в бабьем вопросе промаху не давал, так что, по его словам, бабы на него не в обиде.

На второй же день по прибытию из Астрахани Николай поспешил друга детства Василия Савельева навестить. Он внезапно появился в доме Василия.

– Разрешите войти! – гаркнул Николай.

– Просим милости! – Ба! Кого я вижу! Николай Федорыч, ну и ну! Гляди-ка, кому не пропасть-то! – обрадовано удивлялся Василий внезапному появлению Смирнова.

– Ну, давай скорее лапу-то! – весело улыбаясь, протянул Николай свою руку Василию для здоровления. Поздоровались. Присели к толу.

– Давно ли на сей земле? – поинтересовался Василий.

– Вчера ночью. День с хозяйством знакомился, жену в курс деревенской жизни вводил, и вот я к вам.

– Ты разве женился? – полюбопытствовал Василий.

– А как же, чай не век холостяком быть, – отшутился Николай. – Такую бабенцию себе отхватил, только ну.

– Ты что же без бабы к нам-то пришёл? – спросила Любовь.

– Да они еще с сеструхой моей как следует не познакомились!

– Где это ты столько времени пропадал да снова заявился? – продолжая расспрашивать, спросил Николая Василий.

– Как где, в Астрахани, рыбы досыта ел и с собой немножко прихватил. Вот вам астраханский подарок. – Николай вытащил из широких карманов галифе с десяток воблин, положил их на стол. – Эх, а самовар я для себя привёз, просто чудо. Называется он «Самовар–троица».

– Эт как так?

– А очень просто. В нем можно одновременно чай вскипятить, щи сварить и кашу приготовить, потому что он имеет в себе три отделения, а труба одна.

– Это интересно! Весьма!

Вот и теперь, в декабрьскую стужу 1924 года Николай не мог пройти мимо, зашёл к Василию.

Хотя и выпили Николай с Василием, но разговор у них как-то не клеился. Николай, обычно находчивый в словах, на этот раз что-то не находил слов для дельного разговора. Пока они сидели за столом и вели между собой невяжущийся разговор, Ванька тем временем с детским любопытством осмотрел Николаево ружье. Он даже осмелился потрогать рукой за резные курки, понюхал дула.

– Смотри, не взведи курки-то, да не выстрельни, оно заряжено, – предупредил Николай, заметя, что Ванька смело повел себя около ружья, а сам стал скучновато позёвывать.

– Ванек, отойди от ружья, – строго приказал отец.

Упёршись глазами в потолок, Николай без всякой надобности мысленно стал считать сучки в потолочинах, потом взором своим стал следить за полётом мухи.

– Пойду! Я и так, кажется, у вас загостился, – спохватившись, проговорил Николай. Он, встав из-за стола, взял ружье и, повесив его на плечо, направился к двери. Вдруг с улицы послышался тревожный крик, беготня и смятенье. Встревоженные, Николай и Василий поспешили выбежать из избы. Толпа мужиков и собаки гонялись за забежавшим в село волком: кто с топором, кто с вилами, кто просто с колом. Николай, сразу же оценив обстановку, сдернув с плеча ружье и подцыкнув своего Пирата, азартно включился в погоню.

– Вы бегите ему наперехват, а мы с Василием встретим его вот здесь у мазанки. Мы его живьем возьмём, он какой-то невлашной, вялый, уж не раненый ли? – командовал Николай мужиками, наблюдая, как волк, скрываясь от толпы, колченожит по освещённой луной улице. Взбаламученный толпой и собаками, волк бросился было в сторону, но там ему преградили путь другая стая собак.

Видя, что со всех сторон окружён, волк повернул обратно. Разъярённые собаки смело хватали волка за голяшки, норовя зубами вцепиться в шею. Волк, оскалив зубы, яростно отбивался от собак. Он изловчился даже рвануть какую-то не в меру осмелевшую собачонку, от которой в стороны полетели клочья шерсти. Метким выстрелом дело завершил Николай. Волк остервенело огрызнулся, подпрыгнул в воздух и рухнул на снег.

– Давай салазки, – обратился Николай к Василию, – мы сейчас его взвалим на них и отвезём ко мне.

Мужики из толпы стали со всеми подробностями рассказывать Николаю, как обнаружили около дворов волка, как за ним погнались, как собаки сбежались, учуяв зверя, как загородили ему дорогу и не дали убежать ему в лес, как заметили, что он прихрамывает на заднюю ногу. Николай стал осматривать трофей и только сейчас заметил, что задняя лапа у волка не в целостности. Самой оконечности ноги – лапы нет. Николай мысленно прикинул, что это тот самый волк, который побывал в его капкане. В толпе мужиков был и Панька Варганов. Заметив Николая с ружьем, Панька поспешил незаметно удалиться. Он боялся Николая из-за того, что он может сейчас отомстить ему за тот случай, который произошёл весной у окна Федотовой избы (а у Николая рука не дрогнет). Он под горячую руку может не только волка убить, но выстрелом подвалить и обидчика. Он злопамятный и обиды никому не прощает. Недаром он говаривал: «Кто мне досадит, тот сам себе не рад будет!»

Николая брала досада на то, что дом после матери сестра не могла удержать и продала, пока он был в Астрахани. Он никак не мог смириться с тем, что ему приходится жить в маленькой халупе, а в его потомственном доме проживает чужой человек Александр Рыбкин. Весной этого года, вечерком, когда Николай возвращался с ружьем из леса, вздумалось ему зайти в этот дом, где протекло его детство, и поговорить с новым хозяином об условии доплаты за возвращение дома опять к Николаю. Но Александр, видимо, на переговоры ни в какую не пошёл. В результате произошёл спор, переросший в скандал с угрозами. Николай был вынужден выйти на улицу. Он, остановившись у угла соседского дома Федотовых, продолжал вести перебранку с Александром, который стоял в темноте проёма сенной двери. В разгаре спора Николай был доведен до того, что, сдернув с плеча ружье,