— Меня не уволит, — заявила Лада с полной категоричностью. —Меня невозможно уволить.

— Почему же? — язвительно спросила Маша.

— По кочану же, — тем же тоном ответила Лада и тряхнуласвоим необыкновенным бюстом. — Меня Васятка завсегда прикроет.

Васяткой звали ее нового, недавно приобретенного любовникаиз самых «верхов». Очевидно, с Васяткой не могла справиться даже всесильнаяВика.

— Что с работой-то будем делать? — спросила Маша. — Кудабросимся? А, Сань?

— Шут его знает, — равнодушно ответила Александра. Денег унее не было вовсе. Два последних дня ее кормила Лада.

— Можно, конечно, попытаться и на телевидение, но когдапоспокойнее станет, не сейчас. Правильно я говорю, Ладка?

— Ну, Вешнепольский, наверное, и сейчас бы взял, но егонету, Вешнепольского… Так что надо где-то на стороне искать…

— На какой? — осведомилась Александра устало.

— Что — на какой?

— На какой стороне искать, я спрашиваю? Я умею только киноснимать и тексты к нему писать. Могу еще фартуки шить. А больше ничего…

— Хочешь, я поговорю с тетей Лидой? Машина тетка заведовалааптекой, в которой она работала.

— Мань, я ничего не умею. Даже бутылки мыть. Разве такогоработника кто-нибудь возьмет — будь это даже твоя тетя? И отстань от меня, мненужно как следует оплакать мое телевизионное прошлое… — Внезапно голос у неедрогнул и сорвался. Слеза капнула в чашку. Девчонки отвернулись.

— Мне нужно научиться жить без него, — продолжалаАлександра. — Это же наркотик, Мань, спроси хоть у нашей гетеры. Я каждый деньслышала себя по телевизору. Я брала интервью у министров и вице-премьеров иливон у Ладкиного Васятки. Мне трудно… привыкнуть к мысли, что больше ничегоэтого в моей жизни не будет. Никогда. Никогда…

— Да пошла ты!.. — Лада вскочила и в волнении плеснула себееще кофе. — Все забудется. Ты же знаешь, что такое наша среда. Все возникает изничего и уходит в никуда. Через месяц никто ни о чем не вспомнит!

— Вспомнят, если Вике будет нужно, — рассудительно сказалаМаша. — А значит — что?

— Что? — хором спросили Александра с Ладой.

Они привыкли, что Маша Вершинина всегда находит выход изположения. В школе она была самой умной и побеждала на всех олимпиадах, как пофизике, так и по литературе. Она решала за них контрольные и выдумываланеобыкновенные истории для бабы Клавы, когда требовалось «прикрыть» очереднойпоход в ветлечебницу.

— Нужно придумать что-нибудь, чтобы… ваша… Вика… — Машаникогда — боже сохрани! — не позволяла себе материться, в отличие от Лады,любившей щегольнуть фразочкой поцветастей. — …Ну, чтобы она поняла, что ты неимеешь на этого козла никаких видов.

Лада с Александрой переглянулись.

— Блеск! — восхитилась Лада. — И как это сделать?

Но Маша не заметила иронии. Захваченная новой идеей, онаповернулась к подругам, глаза у нее блестели.

— Пока она считает, что ты преследуешь этого козла, житьятебе не будет. Как все истерички с маниакально-депрессивным синдромом, онаможет убедить себя в чем угодно.

Все-таки Маша закончила почти медицинский институт и втерминологии разбиралась здорово.

— Ну, ну!.. — поторопила нетерпеливая Лада.

— Нужно убедить ее, что он тебе совершенно не нужен, толькои всего. Что тебя от него тошнит. Что ты не можешь видеть его мерзкую гладкуюрожу. Что последний бомж тебе милее и роднее, чем этот… типус.

— Замечательно! — похвалила Александра. — И как же мне этосделать?

— Побыстрее выйти замуж! — провозгласила Маша и с торжествомпоглядела на ошарашенных подруг. — Ну, в смысле, развестись, конечно, сначала.

— Конечно, — согласилась Александра, — сначала мне придетсяразвестись…

Они не знали самого главного: ей предстояло не толькоразвестись, но и сделать аборт.

Развели их очень быстро, за час.

Аборт занял полтора.

За вещами бывший муж прислал шофера, унизив ее еще и этим.Теперь можно было с уверенностью утверждать, что в курсе дела все, даже шоферы.

Разговаривать с ней ее бывший муж не стал, хотя, непонятнозачем, она сделала такую попытку.

— Мазохистка! — сказала ей Лада. Но Лада не знала об аборте…

На кредитной карточке у Александры были кое-какие деньги,что позволило ей заплатить за наркоз в хорошем медицинском центре.

После аборта никаких дел в жизни у Александры не осталось.

Конечно, можно было держаться, вспоминая Викино лицо, когдата говорила, что Александра не даст теперь прохода несчастному Победоносцеву.Можно было держаться, думая о Вешнепольском и Маше.

А потом, в какую-то минуту, держаться стало невозможно.

Спать было невозможно, есть тоже невозможно, поэтомуАлександра не спала и не ела.

Не вспоминать тоже было невозможно. И она вспоминала,разрывая себя этими воспоминаниями, разъедая собственное воспаленное сознание.

Она не плакала и не билась в истерике. Она думала свои думы,сидя в углу, каждый день в другом, не замечая, как зарастает пылью ее некогдаухоженный дом. Маленький рай, созданный в отдельно взятой квартире, которым онатак гордилась.

Телефон не звонил, и телевизор она больше не смотрела.

Что она сделала не так? Чем не угодила? Почему именно Андреявыбрала Вика Терехина? За что заставила ее расплачиваться так жестоко?

Однажды после сильного ветра в доме погас свет, и Александрадостала из буфета свечку. Свечка освещала только стол, на который Александра еепристроила. В углах плясали и корчились тени. На лестничной клеткепереговаривались соседи, выясняя, где погасло, — только у них или в соседнихдомах тоже. Александре было все равно.

Улегшись щекой на полированную поверхность стола, онасмотрела на пламя, такое отчетливое в темноте, что оно казалось ненатуральным.

Господи, она была уверена, что проживет с Андреем всю жизнь.Что они родят детей, и заработают кучу денег, и будут ездить на море, и вЛондон или Париж, и что там есть еще, такое же увлекательное и несбыточное?

Все случившееся было несправедливо. Несправедливо! Но чтоона могла поделать, слабая, глупая, не умеющая бороться — и побеждать!Наверное, родители, которых она никогда не видела, тоже не хотели ее, поэтомуона и получилась такая… неудачная.