Капитан Кондратьев Дмитрий Олегович. Тридцать шесть лет, скуластое лицо, жесткий ежик, во взгляде что-то дерзкое, вызывающее.

Капитан Рожнов Алексей Константинович, тот же возраст. Лицо круглое, незлое, аккуратный пробор. Он следит за своей внешностью, хотя со зрением у него явные проблемы. Отсюда и очки.

Политрук полка майор Костин Евгений Романович. Сорок два года, широкие плечи, тяжелая челюсть и маленький нос. Близко посаженные глаза сами по себе вызывают недоверие и опаску. Возможно, пламенный оратор, умеет убеждать и вдохновлять солдат, но внешне это совсем не та фигура, которая может пользоваться у них безграничным доверием.

Командир роты связи тридцатидевятилетний капитан Чаплыгин Борис Аркадьевич и вовсе выглядел на снимке какой-то химерой. Лучшей фотографии не нашлось? Лысоватый мужчина с большими ушами напряженно смотрел в объектив. Или за него. Он думал при этом о чем угодно, только не о спасении социалистической Родины от коричневой заразы.

Саблин подошел к окну, раздвинул шторы, мрачно посмотрел на темнеющее небо. Во дворе перекликались красноармейцы, кряхтел двигатель полуразобранной полуторки. Подъезжали и уезжали «газики» и «виллисы». Курьеры и порученцы осуществляли связь с подразделениями полка, разбросанными по окрестностям.

«Ну и как мне теперь работать? — раздумывал капитан. — Всех арестовать и пытать, пока кто-нибудь не сознается в работе на абвер? За это меня по головке не погладят. Да и толку особого не будет. Признаются слабые, чтобы избежать дальнейших пыток.

А мне нужен реальный враг. Сейчас не тот случай, когда признательные показания может подписать кто угодно, лишь бы они были. Да и не сторонник я пыток и избиений».

Хороший способ заставить мозги работать — их временное отключение. Капитан плыл по звездному небу, разгребая туманности и галактики. Вспыхивали яркими пятнами жизненные узловые точки.

Детдом под Ташкентом, гам, крики, суровая надзирательница-воспитательница Анна Тимофеевна с палкой. Средняя школа при этом заведении.

«Саблин, к доске! Опять не выучил?»

После были ремесленное училище в Тамбове и трехгодичная служба на Дальнем Востоке. Там тогда еще было тихо, не «летели наземь самураи под напором стали и огня».

Вслед за этим рабоче-крестьянская милиция, уголовный розыск, ловля бандитов и убийц. Все это на фоне массовых репрессий. Ликвидация крупной банды матерого рецидивиста Жоры Копченого, терроризирующей густонаселенный Куйбышев. Хвалебный материал в газетах с его лучащейся физиономией. Именно эти публикации, наверное, и помогли ему избежать ареста и бесславного гниения в Сибири.

Начальник отдела уголовного розыска, перевод в столицу. Опять убийцы, грабители, мошенники, приснопамятная Марьина роща.

Женитьба, развод.

Переход в Главное управление государственной безопасности. Это структурное подразделение НКВД позднее, после ряда перетрясок и упразднений, стало самостоятельным ведомством.

Война, окружение под Могилевом, изнурительные бои с тяжелыми потерями. Санинструктор Лида из молдавского Приднестровья — кудрявый курносый ангел, не предназначенный для этого мира, спасавший раненых с поля боя. Короткая ночь в блиндаже, море чувств и эмоций. Наутро он выносил с поля боя ее бездыханное тело с осколком в красивой груди.

Перевод в армейскую разведку. Трудное лето сорок второго, проведенное в воронежских и донских степях. Знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад!», наделавший много шума. Формирование штрафных подразделений из потенциальных смертников, которых командование бросало в самое безнадежное пекло.

Апрель сорок третьего. Знаковое постановление об учреждении Главного управления контрразведки наркомата обороны и передаче ему уймы важных функций.

К девяти часам вечера стали подтягиваться сотрудники. Гена Казначеев снова приволок котелки, ложки, буханку серого хлеба. Он, похоже, никак не мог наесться досыта.

— Тебе снова все это дали? — удивился Алексей.

— Изъял, — сообщил Гена. — В интересах следствия. Не хотите — не ешьте. Мне же наутро больше достанется. Минутку погодите. Я за чайником сбегаю.

Второй ужин проходил веселее первого. Офицеры дружно стучали ложками, уминали кашу, в которой, по уверению поваров, незримо присутствовал мясной дух.

— Самое интересное, командир, что все наши фигуранты находятся в штабе полка и здешнем гарнизоне, — заявил Пустовой. — Капитан Вахновский — сущий бирюк. Люди его боятся, хотя ничем особо зловещим он пока не прославился. Друзей не держит, обитает в восточном крыле штаба, где чахнет над своей картотекой. Вызывает к себе солдат и офицеров, проводит беседы, в которых выявляет потенциальных врагов и трусов. На тех, кто, по его мнению, недостаточно благонадежен, строчит рапорты в особый отдел дивизии. Вчера с нарочным отправил аж восемнадцать штук. На контакт не идет. Я пытался с ним перекурить во дворе, втереться в доверие. Реакция не в мою пользу. Товарищ капитан потребовал мои документы, после изучения коих стал задумчивым и недоступным.

— Капитан Рожнов отвечает за вооружение, — сказал Генка. — Снимает хату недалеко от штаба, на улице Конезаводской. В принципе, мужик нормальный, носит очки, по слухам, имеет техническое образование. Любитель поговорить, но тип себе на уме. Обилие слов — просто ширма. Лишнего он не скажет. Принимал участие в финской кампании, вроде бывший танкист. Перед войной служил в Ленинградском округе, заведовал материально-техническим снабжением полка. Обычный человек. В целом уравновешен, спокоен, но может и сорваться, наговорить нелюбезностей, чего впоследствии будет сильно смущаться. В общем, вшивая и бесхребетная интеллигенция. — Казначеев усмехнулся. — Из тех персон, которые безошибочно отличают гиперболу от параболы. Завтра в полк прибывают пять «тридцатьчетверок», все свежие, прямо с завода. Он будет заниматься их доставкой со станции Бутово, проверять техническое состояние, разбираться с экипажами.

— А мне вот что интересно, — проговорил Саблин. — На этом участке не работали наши пеленгаторы? Можете не отвечать. Я точно знаю, что этого не было. Сказалась острая нехватка этих вот современных технических средств. Значит, вражеский агент, если таковой тут имеется, может легко связаться со своими хозяевами, сидящими за линией фронта. Что ему мешает иметь при себе портативную рацию? На связь он может выходить из любого лесного массива, из частного дома, который снимает, даже из собственного кабинета в штабе, что, конечно, верх наглости и неприличия.

— Это крик души, товарищ капитан? — поинтересовался Левторович, вынимая длинными, как у пианиста, пальцами папиросу из пачки. — Так давайте пройдемся облавой по лесам и полям. Полномочия у нас вроде есть, солдат найдем.

— Вспугнем агента, — заметил Казначеев.

— Ой, ладно, — отмахнулся Пустовой. — Шила в мешке не утаишь. Мы еще КПП не проехали, а лазутчик уже знал, кто прибыл по его бессмертную душу. Если он верит в стабильность своего положения, то будет хладнокровно при сем присутствовать. Если очкует, попытается сбежать. Поэтому я, товарищ капитан, посоветовал бы присматривать за фигурантами. Есть же в полку взвод разведки. Там опытные кадры.