– Да он милашка!

Раздаётся взрыв смеха, и я узнаю голос Ким – лучшей подруги Миранды. Они похожи, как сёстры, только Ким брюнетка. Одинаковые счета в банке, одинаково пренебрежительный тон. И макияжа больше, чем мозгов.

– Не смей! – отвечает Миранда. – Орион Паркер мой. Уж не думаешь ли ты, что я выпущу его из рук, каждое утро бывая с ним наедине?

– Не боишься, что его уведёт другая девушка? Не я. А такая вся из себя – со смуглой кожей и большими зелёными глазами…

– Исис Мукеба? Орион Паркер с Серой? Да ты сбрендила, бедняжка!

– Но она ведь красивая.

– Красивая? Вульгарная – это да. Орион сказал, что она такая же тусклая, как их серое небо. И что у неё в жизни единственная цель – хорошо закончить школу, чтобы стать одной из наших служанок. И, поверь, когда он говорил это, он вовсе не выглядел воодушевлённым её гигантскими буферами и заштопанной формой…

Каждое слово сыпется на меня, как удары на боксёра, загнанного в угол ринга. Прямой, хук, апперкот.

Девушки, выпорхнув из своих кабинок, уходят. А я пытаюсь переварить яд этих слов. Я плевать хотела на то, что Миранда и её подружки думают обо мне. Со временем привыкаешь выносить постоянное презрение. Это как комариный укус – сначала сильно чешется, потом проходит…

Но Орион – другое дело… Я ведь почти поверила, что он – не такой, как все. Что же. Он хорошо посмеялся надо мной. Гораздо лучше, чем эта тупая кукла над беднягой Флинном. Унизил меня, просто намного тоньше. Подумать только – и я показала ему беспризорников и ферму…

Мои родители – мужественные люди. Они никогда не опускают руки. И готовы на всё ради меня и брата. Так бывает далеко не всегда, и тому есть множество примеров, Я отлично понимаю, как нам повезло…

Когда я возвращаюсь домой – да, я называю нашу лачугу домом, а что? – мне хочется только одного: чтобы мама обняла меня и покачала на ручках, как маленькую. Я вообще-то не особо ласковая дочь, но у моей матери какое-то чутьё на такие вещи. Когда мне плохо, она всегда подходит обнять и утешить.

Сегодня я, мягко говоря, сильно в этом нуждаюсь. Те, кто живёт в Зоне Затопления, со временем привыкают к неприятностям и как-то грубеют душой, чтобы легче переносить удары судьбы. А ещё – учатся их предвидеть заранее. По крайней мере, у меня всегда получалось. Но не в этот раз. Я позволила себе увлечься иллюзиями, поверить во что-то вроде детской сказочки про фей. И вот результат. Такое чувство, будто мой корабль на полном ходу напоролся на подводную скалу.

Я открываю дверь. Родители сидят за столом друг напротив друга. Отец пьёт отвратительный картофельный самогон. Если человек начинает употреблять подобные напитки в четыре часа пополудни, да ещё и в одиночку, – это значит, случилось нечто важное. Вопрос лишь в том – хорошее или плохое? Увидев покрасневшие глаза матери и следы слёз на её щеках, я склоняюсь ко второму варианту. Похоже, ещё один корабль потерпел крушение. Нынешний день займёт почётное место в моём хитпараде чёрных дат. И, конечно, никаких объятий мне сегодня не светит. Я сажусь рядом с матерью и смотрю на неё, не произнося ни слова.

– Я беременна, – говорит она, проглатывая рыдание.

– Сходи к врачу. Он даст тебе то, что нужно, – прагматично отвечаю я.

– Слишком поздно, – вздыхает мать. – Я пропустила срок. Ничего не заметила. Мы так мало едим, что я не прибавила в весе ни грамма. Уже четвёртый месяц…

Отец опрокидывает в рот очередную стопку.

Думаю, не разрешит ли он вдруг и мне пропустить рюмочку? Хотя разве это выход… Снова смотрю на мать. Только этого не хватало! Четвёртый месяц беременности! В низших кварталах женщина может иметь только двух детей. И никаких исключений. Она пропустила срок, когда проблему можно было решить с помощью абортивной таблетки. Теперь – только операция. На которую у нас, разумеется, нет денег. Нет и не будет… Я слышала о подпольных абортах, но шарлатаны, занимающиеся этим, имеют такую ужасную репутацию, что переступить порог их «кабинета» – это как сыграть в русскую рулетку…

– Я записался на розыгрыш билетов на Новую Землю, – сообщает отец. – Может, хотя бы раз в жизни нам повезёт…

Новая Земля… Да, это был бы выход. Там число детей никто не ограничивает. Скорее наоборот. Я вздыхаю. Итак, что мы имеем? Один шанс из десяти тысяч, что нашей семье выпадет счастливый билет. Можно сказать, ничего. Отец тешит себя иллюзиями.

– Пойду пройдусь, – говорю я, хотя никто меня не слушает.

Я должна с кем-нибудь поговорить. Но не с Флинном. Только не с ним! Он не поймёт. Я направляюсь в самый дальний и уединённый уголок нашего района. Мать всегда приходит в ужас, когда я хожу сюда, но я только смеюсь над её страхами. Единственная вещь, которую никто не может отнять у обитателей Зоны Затопления, – это свобода. Я останавливаюсь у хижины Каримы. Она, можно сказать, староста квартала. А ещё – колдунья, как утверждают некоторые.

– Входи, Исис, входи.

Не знаю, как Карима это делает, но она частенько угадывает, кто стоит за дверью, ещё до того, как гость поднимает руку, чтобы постучать. Я вхожу и сажусь напротив неё. Каждый раз я застаю Кариму на одном и том же месте – она сидит прямо на полу, скрестив ноги. Такое впечатление, будто она вообще никогда не встаёт. Даже чтобы поесть или сходить в туалет. Я вдруг представляю Кариму восседающей на троне и впервые за долгое время улыбаюсь.

– Нельзя смеяться над старухами, – мягко ворчит она.

Как Карима угадала, что я думаю о ней?

– Особенно когда тебе грустно.

Хорошо, что я пришла. У Каримы настоящий дар. Не знаю, может, все старики им обладают? В Зоне Затопления люди редко доживают до шестидесяти. Постоянная сырость, плохое питание, болезни… Родители отца и матери умерли ещё до моего рождения. Карима для меня – нечто вроде приёмной бабушки. Я – одна из немногих, кто отваживается навещать её. Остальные боятся.

Карима выглядит лет на двести. Её кожа, покрытая бесчисленными морщинами, похожа на жёваную бумагу. Длинные белые волосы заплетены в аккуратную косу, которая покоится на плече. А тело – такое маленькое и съёжившееся, что кажется, будто Карима уже начала развоплощаться… Но когда сталкиваешься с ней взглядом, понимаешь, что это обманчивое впечатление. Её чёрные как ночь глаза, не утратившие юношеского блеска, впиваются в собеседника с поразительной остротой и проницательностью.

– Ну что, красавица, плохой день?

– Вроде того, – отвечаю я.

И рассказываю всё. Даже про моё разочарование в Орионе и про ненависть, которую с новой силой испытываю к этому Неприкосновенному. Потом говорю о матери, надеясь, что Карима даст какой-нибудь совет. Но та молчит. Только мерно покачивает головой. Я даже начинаю опасаться, не началось ли у неё старческое слабоумие…

– Удивительно… – произносит она наконец.