class="p">– И зачем в природе так устроено, – мечтательно начал философствовать он, – человеку приходится себе пищу промышлять, об одежде заботиться. Вот, к примеру, дерево, живет и ни о чем не беспокоится. У него вода под ногами, питание под корнями, только живи и соси своими корнями землю. И наш древний праотец Адам, живя в раю, мало, о чем беспокоился: ел все готовенькое, яблоков там было изобилие, одежды у него не заводилось, он ходил совсем голым.

– Это пока у него Евы не было! – вступил в мечтательный Алешин разговор Николай, – а когда у него Ева появилась, он свою наготу прикрыл листочками и ей велел. С тех пор люди срам прикрывать одеждой стали, а в народе появился стыд, который и до сего времени признается великим грехом! – этим и закончил свое изречение знатока Николай.

– А что было бы, если бы ты был совсем без порток? – с ехидной подковыркой обратилась Дунька к Николаю.

– Глядеть бы тогда на тебя, Николай, была бы одна срамота, – с усмешкой добавила она. Артель весело рассмеялась.

– Я бы, конечно, не допустил бы до того, чтоб без портков ходить. Хоть какие, а на мне штаны есть, – отговорился от Дуньки Николай.

– Ну уж, и штаны, их и портками-то назвать грех, заплата на заплате, а на самом ответственном месте дыра. Того и гляди соловей улетит, – при общем хохоте продолжала позорить Николая вострая на язык Дунька.

– Не улетит, он у меня крепко пришит.

– Ты, Дунька, поменьше меня именуй и критикуй, а то я как-нибудь доберусь до тебя, тогда что-нибудь получиться может, – угрожающе, в шутку и многозначительно пообещал он Дуньке.

– Боялась я таких-то! – с усмешкой не унималась злословить Дунька.

– А раз не боялась, так помалкивай, – с улыбкой на лице закончил перепалку с Дунькой Николай. Он разговор завёл на другую тему:

– Хотя я от обеда нынче и не ел ничего, а «на двор» позывает. Вы пока тут посидите, а я отойду в сторонку, – с детской наивностью проговорил Николай. И он поспешно спрятался в приближенных кустах. Дунька чего-то шепнула на ухо Устинье, и они обе закатисто засмеялись.

Пока Николай вынужденно отсутствовал, тем временем, Митька с присущим ему озорством и вредительством открыл николаев кошель и злонамеренно положил в него валявшийся на дороге камень-голыш фунтов пять весом. Он с ехидным хихиканьем завязал кошель, как было, и заговорщецки приложив указательный палец к губам, предупредил артель: «Молчок!» – все понимающе согласились.

Между тем из-за кустов, пряжка в зубах, появился Николай. Приблизившись к артели, он по-старшински скомандовал: «Пошли!» Все дружно поднялись со своих мест, поразбирали свои кошели и котомки, пересмехаясь меж собой, двинулись в путь. Отдохнули и рассказов наслушались.

После отдыха Николай и не почувствовал, что кошель у него значительно потяжелел. Всю дорогу не смолкал хохот. Парни не переставали усмехаться, имея в виду кошель Николая, а дойдя до села и совсем расхохотались, так что стали, поджимая животы, от смеха кататься по земле, надрывать пупки.

– Что вы зубоскалите, хохочете, как жеребцы некладенные! – урезонивал парней Николай, – вот женят вас, тогда, небось, не засмеётесь, пожалуй, не до смеху будет. И есть видно сила смеяться, – продолжал возмущаться Николай, – тут брюхо к спине подвело, а они хихикают!

Тут Дунька не выдержала, прервав общий смех, жалостливо открыла секрет, причину смеха Николаю:

– А ты открой-ка свой кошель-то, да погляди, что в нем!

Взрыв общего закатистого смеха с новой силой огласил задворки села. Поджимая животы и надрывая пупки, катались по земле от смеха. Николай озабоченно снял с плеч кошель, открыл его и обнаружил предмет, наделавший столько издевательского смеха. Он, с отвращением откинув камень в сторону, с обидой проговорил:

– То-то мне сегодня приснилось, будто я камни ворочал. Это, наверное, вон Митька, это так по-родновски! Ну, погоди, я тебе припомню! – мстительно пообещал он Митьке.

Облава на волков

На заработанные на лесопилке деньги Николай Ершов перво-наперво купил у Сергея Лабина шомпольное двуствольное ружье двенадцатого калибра. Узнавши об этом, когда Николай приволок в дом эту штуковину, жена его Ефросинья, принялась ругаться:

– Эт зачем тебе спонадобилась эта мешалка, а!? – грозно обрушилась она на Николая.

– Как зачем, для обороны! Ты знаешь, мы с тобой теперь где живем? На самом опасном месте, на краю села, и даже в самом конце улицы. Недаром это места «задворками» называется, и не ровен час, нападут какие-нибудь грабители или разбойники, так я им и стрельну в хайло-то! Эта заступница небось не сдаст, – гладя стволину ружья, оправдывался Николай.

– Ты бы лучше чего-нибудь для семьи купил, а то ружье! Чай, немало за него отвалил, – неотступно напирала с руганью она на Николая.

– Всего-навсего только трёшницу! Это рай деньги? Сергей-то в придачу пороху с дробью дал мне, пистонами обеспечил, на год хватит.

– Вот сейчас и занимайся с этим, а за дело взяться будет некому. Не было печали, черти накачали, – не унималась с упреками журить она мужа.

– Эх, баба, баба, не понимаешь ты суть дела, – стараясь смягчить пыл жена, хлопая ее по плечу ладонью, – ведь вчера сама же говорила, что ночью к нам на двор чуть не забрался волк. Заберется он, последнюю нашу козу уволочет. У волка жалости нет! А я подкараулю и бабахну его. Волчьи-то шкуры ты знаешь нынче почём? – щелкнув языком и подмигнув одним глазом, многозначительно произнёс Николай. – Так что волчья шкура сразу же окупит всю трату на ружье.

– Ну, ладно, ладно, – несколько смягчилась жена. – Не убил волка, а уж кожу его продаёшь! – укоризненно закончила ругань она.

Николай с этого же дня стал деятельно готовиться к облаве, о которой его оповестил Лабин Сергей во время продажи ружья. Он самолично сшил из лоскутьев две сумочки: одну из кожи для пороха, другую из портянки для дроби.

– Эт ты над чем пыхтишь? – заметив портновство Николая, пытливо спросила его жена.

– Да вот, пороховницу да мешок для дроби сошил, а что?

– Да так, гляжу я на тебя, больно ты не делом занялся.

– Эти вещи мне теперь всегда, каждый день нужны будут.

– А ты бы вместо того, чем шить пороховицу-то, изготовил бы ее из бычачьего рога. Мой покойный дедушка тоже охотником был, так у него пороховница-то была из рога. А то как ты будешь заряжать ружье-то в лесу, весь порох рассыплешь. Эх ты, горе, а не охотник, – со знанием дела, давала она наставления Николаю.

– И то дело! – с улыбкой на простодушном лице соглашался с полезными советами