к этому времени было пять детей: Минька – заканчивал сельскую школу, учился в четвертом классе; Санька – ученик третьего класса; Манька только что поступила в первый класс, а Ванька с Васькой еще малыши.

За успех в учении Миньке в школе дали ситцу на рубаху, а Саньке за особую прилежность и пытливость в познаниях школьной науки выделили не только на рубаху, но и на портки. Это поощрение учеников в трудные послевоенные годы со стороны новой власти было как никогда кстати.

Особо отличившиеся в учении школьники, хотя в большинстве случаев и ходили в школу в лаптях, но зато в новеньких портках и рубахах. Себе на обед в школу школьники захватывали в кармане кусок черного хлеба, на вид похожего на дурынду – в нем была примесь лебеды и картошки. Несмотря на скудность одежонки, обувки и пищи, ребятишки учились прилежно, и многие преуспевали в познаниях начальных школьных наук.

Букварь был на десять учеников, задачник для старших классов только у учителя Евгения Семёновича, а книг-учебников для литературного чтения «Мир Божий» не больше пяти на класс. Бумаги и карандашей так же не было: писали на грифельной доске. Но ученики старательно и прилежно грызли гранит азов ученья, сознавая, что «Ученье – свет, а неученье – тьма!»

При школе имелась небольшая библиотека, в которой можно выбрать себе книжку для чтения от Библии до приключенческих повестей. Библиотекой заведовала учительница Лидия Ивановна, которая помогала подобрать книжку, смотря по способности чтеца. Так, однажды она подобрала для Саньки Савельева книгу «Таинственный остров», для Миньки – «Тарас Бульба», а для Мишки Крестьянинова – «Как турки украли самовар».

Школьные науки давались ученикам по-разному: кто преуспевал в быстрой смекалке по решения задачек, кто быстро выучивал наизусть стихотворения, а кто, постигнув навыки в написании слов, изощрённо старался всюду списать не только карандашом в тетрадке, но и на стенах, и заборах. Здесь преобладала и вульгарщина, и похабщина. В этом отличался Мишка Крестьянинов.

Около Савельевой мазанки собиралась ватага ребят. На ее двери крупно мелом написаны два таинственных слова, состоящих из отдельных букв: «РсФсР» и «СССР». Ввиду того, что эти два сокращённых слова только что появились в обращении у народа (новая власть их помещала в газетах и на деньгах), многие не знали значения этих слов. Каждый по-своему расшифровывал их загадочное значение. Проходивший мимо ребят Осип Батманов, заинтересовавшись, полюбопытствовав, спросил:

– А что значат эти слова? А то я их вижу на деньгах, а что они означают – не знаю! Может, вы, робяты, кто знаете?

– Вот, гляди сюда, дядя Осип, – выискался объяснять Осипу смелый и дерзкий на язык Мишка Крестьянинов.

– Вот значение этих букв: «Русская свинья фыркает своим рылом!»

Все ребята дружно засмеялись. Улыбнулся и Осип.

– А это что?

– А это расшифровывается так: «Санька Савельев стоит разутый», – снова взрыв смеха и хохота.

– Нет, не так он пояснил тебе, дядя Осип, – подскочив к двери, обиженный Санька стал объяснять по-своему, – это слово вот что значит: «Ребята, смотрите, Федотов Сергунька Ревет!» Ха-ха-ха!

– Смешно, но не убедительно, – высказал свое мнение Осип.

– Вовсе не так они тебе объясняют, дядя Осип, – взялся объяснить доподлинное значение этих слов более осведомлённый во всем и как старший во всей ватаге ребят Алеша Крестьянинов. Он, старательно тыча пальцем под каждую букву, доходчиво, с расстановкой, расшифровал: Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. А это так: Союз Советских Социалистических Республик.

– Вот это дельно, – отозвался Осип и пошёл к своему дому.

– Ребята, а я придумал вот, как расшифровать это слово, – вступил в разговор и наблюдавший со стороны, как всегда с ехидством и вяло, проговорил Митька Кочеврягин. Он подошёл к двери, указывая пальцем на каждую букву, расшифровал: Ребята, слышали, Фекла Селиванова Родила. – Взрыв весёлого хохота с гоготаньем огласил улицу. Некоторые из ребят, поджав животы от смеха, покатились на пожухлую лужайку. Дело в том, что упомянутая Фекла эта старая девка, из-за ее неприглядчивого лица была женихами забракована, и ее не брали замуж, поэтому-то и показалось смешным Митькино оповещение, а домысел, что она могла родить в девках, придавал к этому смеху еще больше задора, хихиканье и гоготанья.

Расшифровкой этих двух слов ватага ребят занималась целый уповод, и каждый придумывал расшифровать их по-своему. Панька Крестьянинов, любитель до баталий и оружия, раскумекал одно слово так: Ребята, Смотрите, Федька Смастерил Ружье!

– Кому про чего, а вшивому все про баню! – укоризненно съязвил недолюбливавший Паньку Митька.

– Россия строит фабрики своими руками, – сказал, в свою очередь, Павел Федотов.

– А я, со своей стороны, расшифрую так, – вклинился в размышления молчавший до сего времени Минька Савельев, – Ребята, Смотрите, Фонарь Светит России!

Иногда сверстники-ученики длинными зимними вечерами сходились в доме у Савельевых, учили уроки и состязались в своих познаниях в науках, кто во что горазд. Кто остроумные загадки загадывает, кто задачки в уме быстро решает, а кто режет стихотворение наизусть. В избе от шума и сутолоки стон стоит и суматоха. Кто «про птичку» ликует, кто распевает «Домик над рекою», кто про «мужичка с ноготок» декламирует, а кто нараспев дует «Жгуч мороз трескучий…»

Минька нежным баском, заглушая всех, резвисто режет «Как ныне сбирается вещий Олег…», а мать просит:

– Ты, Миньк, лучше бы прочитал какую-нибудь книжку вслух, а мы послушаем. Может быть, чего дельного в книжках-то пишут! Ты прочитай-ка про Тараса Бульбу.

Вообще, хозяйка Любовь Михайловна любит послушать чтение, особенно ей нравилось слушать про Тараса. Она восхищалась его непомерной силой, осуждала его за то, что он при встрече с сыновьями Остапом и Андреем, пробуя силу и ловкость, затевал с ними драку и стравлял их между собой. Сочувственно относилась к жене Тараса, которая, жалея своих сыновей, переживала и страдала за них. Любовь Михайловна себя ставила на место той матери и сравнивала себя с ней, ведь и у нее растут старших два сына, Михаил и Александр. Она, переживая, болела душой за всех своих детей и грудила их около себя, как наседка цыплят. Она сердобольно и приветливо относилась и к чужим детям. Так беспризорный Колька Аринушкин с железнодорожной казармы заимел в доме Савельевых приют и пристанище не хуже, чем в родном доме.

Колька был сверстником с Минькой, они вместе учились в одном классе. Во время зимы, когда была пора учебы в школе, Колька все время обитал в семье Савельевых и живмя-жил иногда и в летнее время. Его отец, Петр Иванович, рано