– Ты за меня боишься?

Я кивнул, потому что плач уже стоял в горле.

– Бедный мой Трилле, – сказала мама и погладила меня по голове. – Весной мне исполнится сорок пять. Я уже не девочка.

Разве так утешают? Зачем она говорит, что стареет? Старики вечно болеют раком!

– Сил у меня поменьше. Когда слишком много дел наваливается, я иной раз устаю и раздражаюсь. И толстею, да, – сказала она и сжала пальцами складку на животе.

– Просто округляешься, – пропищал я.

Мама хмыкнула.

– Но это нормально, ничего опасного, просто переходный возраст.

Я вспомнил, сколько она спит и сколько занудствует. Неужели это нормально?

– Тебе будет спокойнее, – наконец спросила мама, – если я схожу к доктору и проверюсь?

Я кивнул.

– Тогда я завтра же; зайду к врачу, дружочек мой. А теперь достань нам из холодильника булочки. Уж толстеть, так с удовольствием.

Весь вечер я чувствовал себя легче перышка. Надо было мне давным-давно сказать маме, что я боюсь за нее. Ей это только приятно!

Но назавтра вечером все снова здоро́во: мама сама на себя не похожа и велит всем собраться в кухне за столом.

– Я сегодня ходила к врачу, – сказала она и умолкла, ковыряя пальцем скатерть и подбирая слова.

Папа стоял у мойки с чашкой в руке и смотрел в пол. У меня перестало биться сердце.

– У тебя рак? – прошептал я.

– Чего? Какой рак? – тут же; окрысились Минда с Магнусом.

– Нет-нет-нет, – сказала мама. – Рака у меня нет. Но это не переходный возраст.

Папа у мойки как-то чудно хрюкнул. Мама посмотрела на него. И тоже хрюкнула. И вдруг они как грохнут, как заржут, аж кухня вздрогнула. Они переглядывались и хохотали как сумасшедшие.

Минда, Магнус, я и Крёлле застыли. Родители наши сошли с ума. Кто теперь будет нас растить? Дед?

– Мама! – пропищал я.

Она взяла себя в руки и громко объявила:

– У вас будет братик!

Мама уперла палец в живот.

– На Рождество! Я потому и округлилась – он уже пять месяцев сидит здесь в пузе!

– Да ладно, – сказал Магнус. – Шутишь?

– Бог мой, – пробормотала Минда. – Серьезно? Я думала, с такими стариками этого не бывает.

Она уронила голову на руки и простонала оттуда:

– Мама, ты в бабушки годишься!

Старшие мои брат с сестрой как будто с другой планеты свалились. Головой они повредились, что ли? Не понимают, какое нам счастье привалило?! Мама не болеет, наоборот, у нас будет малыш! Я вскочил на стул.

– Гип-гип-ура сто десять раз!

Крёлле немедленно тоже вскочила на стул, вскинула руки и завопила:

– Гип-гип-ура сто двести раз!

– Вот учитесь, как надо себя вести! – сказала мама и строго посмотрела на Минду и Магнуса.

Тут уж они не выдержали и тоже заулыбались. Хотя Минда все же; объяснила, что будет ужасно стыдиться, и я должен это понять, несмотря на свой детский возраст.

– А Лена все твердила про переходный возраст, ничего себе! – крикнул я уже на бегу – мне надо было срочно ей обо всем рассказать.

Но на полпути я притормозил. Лена не только обрадуется. Она так мечтает о младшем брате, что у них в доме стены ходуном ходят, а толку нет. А у нас даже из переходного возраста малыш получился.

Я развернулся и пошел домой. Надо подумать, как преподнести новость Лене. Человек должен обрадоваться, когда такое услышит.

Зря я тянул время. Крёлле разболтала все в тот же; вечер. Она ходит к Ильве учиться вязать и рта не закрывает.

Только сгустился вечер, к нам ворвалась Лена. В волосах дождь, в глазах громы и молнии.

– Кари, это правда?

Мама обняла Лену и крепко поцеловала.

– Правда, Лена Лид. Факт, как соль в море.

Лена как разозлится:

– Это нечестно, сейчас наша очередь!

– Ты сможешь брать его напрокат сколько пожелаешь, Лена Лид!

– Брать напрокат? У вас тут библиотека, что ли?!

Да мы вообще понимаем, каково это – так мечтать о младшем брате, как безрезультатно мечтает Лена, и смотреть, что у твоих соседей опять очередная лялька?

– Очень тебя понимаю, – сказала мама.

– Что-то не похоже, – отрезала Лена. – Ты когда-нибудь пересчитывала, сколько у тебя детей, Кари? А у нас только я. Одна!

Мама заверила Лену, что пересчитывает своих детей каждый день, особенно теперь, когда наши тинейджеры где-то гуляют допоздна.

– Когда мы с Рейдаром поженились, у нас много лет не было детей. Бывает, что у кого-то их нет или люди много лет ждут, пока станут родителями.

Я слушал ее с изумлением. Неужели у папы с мамой когда-то не было детей? Чем же; они тогда занимались?

Лена неодобрительно посмотрела на маму.

– Кари, ты все равно должна была уступить очередь рожать малыша женщине помоложе. У тебя уже волосы седые.

В целом мама была с ней даже согласна. Но сегодня могла только радоваться – и все.

На другой день после обеда я заглянул к деду.

– Скоро опять дедушкой станешь? – спросил я и улыбнулся.

– Да, это здорово, Трилле. Очень здорово. А такую видел?

Он пододвинул ко мне фотографию.

– Разбирал вещи и нашел в шкатулке.

Я кивнул. Этот снимок огромного палтуса я видел много раз. Но все равно наклонился поближе и стал его рассматривать. Дед на фото совсем молодой, и волосы светлые, как у меня. Он гордо прислонился к стене лодочного сарая. А сбоку от него висит огромная рыбина.

– Ты его в одиночку поймал? – спросил я.

– Нет, Ингер тоже была в лодке. Думаю, один бы я его из воды не вытащил.

Наверняка бабушка и фотографировала, подумал я. И попытался увидеть всю сцену как в кино.

– И вот еще.

Дед подтолкнул ко мне другой снимок.

– Это где?

– На пристани в Балтиморе.

Я уставился на фотографию. Дед в Америке. Вид у него пижонский: во рту трубка, рукава рубашки закатаны.

– Я пару лет ходил в загранку, пока не женился, – объяснил дед.

– Круто было?

– Еще как.

Он забрал снимок и сам впился в него взглядом. Потом покачал головой.