– Почему в нашей идиотской деревне не сделают поля с искусственной травой, как в любом нормальном месте? Ай!

Я присел на стул и очень осторожно спросил, как прошла тренировка.

Лена фыркнула.

– Мерзкие парни, мерзкий тренер, мерзкий гравий. А ты что делал?

Я рассказал, что отнес овцам лизунец, но промолчал об остальном. Что ходили мы вместе с Биргиттой и что потом меня пригласили поужинать с ними и накормили жареными лисичками с хлебом на кислой закваске. И что ничего вкуснее я в своей жизни не пробовал. И хотя теперь мне чуточку страшно умереть от цирроза печени, но игра стоила свеч.

– Каждая группа выберет книгу, – сказала Эллисив и обвела взглядом класс, – и сделает доклад о ней и об авторе.

На душе стало неприятно, будто туда камень положили. Хуже нет, чем выступать перед всем классом.

– С твоей светлой головой тебе-то чего бояться? – не понимает Лена.

Это она за бабой-тетей повторяет, та всегда говорила: «С твоей светлой головой, Трилле, ты далеко пойдешь, станешь знаменитостью».

Лену одаренной сроду никто не называл. Отлично она выступает только на физкультуре и на перемене. Все остальные школьные предметы, по мнению Лены, просто никому не нужная ерунда. Хуже всего дела у нее с математикой. По крайней мере половину уроков математики она проводит на индивидуальных занятиях, их с Андреасом учит отдельный учитель. Лена устала объяснять Ильве и Эллисив, что заставлять хорошего занятого человека учить ее математике таким образом – бессмысленная трата времени и сил. Она будет вратарем и спокойненько обойдется без неравенств и уравнений. Но нет. Ильва и Эллисив твердо решили, что Лена освоит математику, как все остальные люди. Что их так беспокоит, мне непонятно. Лена не пропадет.

Я скорбно уперся лбом в парту и посмотрел на свои мокрые кроссовки.

– Вы будете работать в группах, – долетел до меня голос Эллисив, и я покрепче зажмурился, потому что если я попаду в группу с Туре и Каем-Томми, то лучше мне сгинуть в море.

– Трилле, Лена и Биргитта, вы идете в библиотеку.

Сердце выпрыгнуло из груди. Как во сне, собрал я свои книжки.

– Команда девочек, на выход! – шепотом пошутил Кай-Томми, когда я проходил мимо.

Туре и еще несколько ребят ухмыльнулись, но я сделал вид, что ничего не слышал. Их-то не определили в одну группу с Биргиттой.

Библиотека в школе не очень большая. Я хожу сюда иногда по вечерам и почти все уже перечитал.

Лена улеглась на диванчик и громко стукнула подошвой о подошву. Мы с Биргиттой сели на стулья и разложили тетрадки по столу. Впервые мы собрались втроем со дня плотокрушения.

– Так, книгу выбрали: «Эмиль из Лённеберги». У меня кино есть, на диске, – сказала Лена уверенно.

– Не слишком она детская? – я прокашлялся.

– Нет, – отрезала Лена. – Зато как раз короткая.

Я взглянул на Биргитту. На уроках она почти ничего не говорит, но сейчас как будто хотела включиться в разговор.

– Да, давайте возьмем эту книгу, – сказала Биргитта.

В детстве она читала Астрид Линдгрен по-голландски. А это хороший способ учить норвежский – читать книгу, которую знаешь. К тому же в четвертом классе она уже делала доклад о Линдгрен. Мы ведь можем говорить и о других ее книгах?

– Сколько угодно, но мне оставьте «Эмиля»…

– Потому что у тебя есть кино на диске, – подхватил я.

В будни мы с Леной приходим домой самыми первыми. И для начала обшариваем все шкафы в обоих домах – ищем, чем поживиться, чтобы дожить до обеда. Папа даже стал прятать свое любимое печенье в ящик с носками у себя в спальне. Но сегодня в кухне на столе стояла ваза с подвядшим виноградом, и мы сели здесь.

– Ну и беспорядок, – вздохнула Лена, складывая стопкой газеты, под которыми, оказывается, лежал планшет. – У вас теперь все время так?

Я оглядел кухню. Действительно, кругом ужасный беспорядок.

– Ты думаешь, Кари нанималась в домработницы, убирать грязь за всеми вами? Ей перестройки хватает выше крыши. Я у Исака спросила.

Я хотел уж было напомнить Лене, что только вчера отволок овцам на гору десять кило соли, но передумал. Открыл посудомойку и стал ее разбирать. Через час придет Биргитта, она обещала сразу после обеда. К ее приходу надо навести чистоту!

– Да чего долго думать, – пожала плечами Лена, – снять кино про Эмиля, и дело с концом. Эллисив от восторга потеряет голову, и тебе тогда не придется выступать.

Она сказала это между делом, как будто впадать в панику перед выступлением – самое обычное дело. Я выжал тряпку, которая мокла в мойке, от нее пахло тухлятиной.

– А знаешь, – спросила Лена, быстро листая пальцем планшет, – что в семидесятые годы в Норвегии сериал об Эмиле показывали не целиком? Боялись, что дети начнут подвешивать друг дружку на флагшток, как Эмиль – Иду!

Она жевала виноград и читала.

– Дурдом просто! Обязательно включим в презентацию. По-хорошему надо бы нам…

Я как будто вживую увидел малышку Иду на флагштоке в Лённеберге. Иногда я просто читаю мысли Лены.

– Кого ты думала поднять и куда? – спросил я и кинул тряпку в стирку.

Лена закрыла планшет крышкой.

– Самое простое – поднять Крёлле. Она ведь сейчас на продленке?

По-хорошему нам надо было дождаться Биргитту, раз мы в одной команде для презентации, но клип можно снять только пока родители на работе. Настолько у меня мозгов хватает. Я схватил велосипед и на всех парах помчался в школу.

Крёлле ненавидит продленку. Каждое утро она спрашивает маму, нельзя ли ей сегодня пойти после уроков домой со мной и Леной. Но по какой-то неизвестной причине мама считает, что об этом и речи быть не может.

Уговаривать Крёлле сыграть в Ленином фильме не пришлось. Мы глазом моргнуть не успели, как она уже сбегала в свою комнату и переоделась в красное платье – как у Иды из книжки.

– Этой бечевкой мы ее надвое перережем, – сказала Лена, рассматривая тоненький шнур на флагштоке. – Придется взять у Магнуса альпинистскую страховку.

Вот тут у меня появилось робкое подозрение, что мы, возможно, ввязываемся в скверную историю. Вещи Магнуса священны, к ним нельзя прикасаться. Но Лену такие мелочи никогда не останавливают.

– Он все равно ею не пользуется, – сказала она.