У Галины не было сил спорить. Она открыла дверь машины, предложила:

— Давай хоть подвезу вас.

— Нет, Марат к тебе в машину не сядет.

— Ах, какие мы гордые джигиты!

— Пока, мама.

Наташа забрала у матери свою школьную сумку и направилась к Марату. Они пошли к школе пешком.

— Чего у тебя мать такая сердитая? — спросил Марат.

— Злится, — объяснила Наташа. — Операция не помогла, надо делать другую, а я отказываюсь.

— Почему отказываешься?

— А ты бы сам полежал лысый, с распиленным черепом, в палате на десять человек без туалета, и чтоб башка у тебя болела так, будто в ней топор торчит! Да прошел бы антибиотиков курсов пять, чтобы блевать круглосуточно даже от воды — вот я бы на тебя посмотрела…

— Лучше ослепнуть?

— Лучше, — убежденно заявила Наташа.

Некоторое время шли молча. Однако Марат не собирался сдаваться.

— А если поехать в Израиль или в Германию? — предложил он. — Я читал, там не так мучительно можно лечиться, там…

— А сколько это стоит, ты читал? Где такие бабки взять?

— Можно в Интернете собрать…

— Нет! — резко ответила Наташа. — Ты мне слово дал, что никто не узнает.

— Я хочу, чтобы ты была здоровой и… — Марат старался оправдаться.

— И красивой, да? Я что, фигово выгляжу? Не нравлюсь тебе?

Марат глядел на нее с тоской. По его взгляду было видно, что все не так, что Наташа ему очень нравится. Она чуть улыбнулась.

— Ну и все. Пошли скорее, опоздаем.

…Ира Шорина, как всегда, привела младших братьев и сестру в садик, и теперь, сидя на скамье, помогала Севке обуться. А он расспрашивал ее о своем предстоящем дне рождения:

— Это какой будет день?

— Среда. Заберу вас, и пойдем мороженое трескать.

— И пиццу!

— И на автоматах играть.

— Мать не разрешит… — уныло сказал Севка.

— Разрешит… Где левая тапка?

К ним подошла воспитательница.

— Здравствуй, Ира.

— Здрасьте, Ольга Викторовна.

— Мама денег не передавала? Вы за три месяца должны…

— Сколько там?

— Двенадцать…

— Я принесу, — пообещала Шорина. — Сева, пока!

Схватила школьную сумку и выбежала на улицу. Там ее поджидала большая черная машина с мигалкой. Ирина села на заднее сиденье, закрыла дверь и улыбнулась человеку, сидевшему в машине. Это был ее отец.

…Аня Мелкова догнала Барковского недалеко от школы.

— Привет, Барк!

— Привет. Случилось чего?

— Крис думает, что ты мне поможешь.

— С отцом?

Мелкова молча кивнула. Барковский протянул руку к ее рюкзаку.

— Давай понесу.

— Не надо, сама.

— Ты чего? — удивился Барковский.

— Боюсь, — объяснила Аня. — Вдруг он следит. Сказал: увидит меня с парнем — прибьет.

Она силилась не заплакать, но слезы так и текли у нее по лицу.

— А мать что говорит?

— Говорит, что у него куча проблем на работе. Что я его провоцирую. Короче, что я сама виновата. И что мне делать?

Барковский не замедлил с ответом — он был у него готов:

— Быть сильной. Как в «Спарте».

— Ты о чем? — не поняла Аня.

Барковский огляделся, отошел к газону, склонился над оградкой. Расшатал один из штырей, на которых держалось ограждение, вытащил его, протянул Мелковой:

— На!

— Зачем?

— Это дрын. Встреть его. Дай ему этой штукой в табло. Сразу, без разговоров. Если боишься, бей со спины. Бей, пока не попросит пощады.

— Ты псих! — воскликнула Мелкова. — Так нельзя! На старших руку не поднимают!

— Тогда не спрашивай меня, — сказал Барковский.

Мелкова бросила на газон тяжелый штырь и снова заплакала. Барковский пожал плечами и пошел дальше.

…Пока ехали до школы, Шорин-старший успел переговорить по телефону с нужным человеком и получить всю необходимую информацию. И когда машина остановилась у ворот школы, он повернулся к дочери и сообщил:

— Значит, так. Беспокоиться пока не о чем, все на контроле. Задает нормальные вопросы — отвечай. Задает плохие вопросы — молчи. Если что, звони мне. Не опоздаешь?

Ирина выглянула в окно. Увидела группу одноклассников, с интересом глядевших на огромный внедорожник с мигалкой. Можно было догадаться, что они сейчас обсуждают: кого это привезли на такой тачке.

— Ну вот, теперь все будут пялиться, — сказала она. — Говорила же: не надо к школе!

— Плевать. Скажешь, хахаля завела из олигархов.

— Ой, ладно, — ответила Ира и усмехнулась.

— Смешно тебе? — спросил отец.

— А тебе грустно?

— У меня предчувствия нехорошие.

— Давно?

— Ой, ладно. Как только ты объявилась.

— Ну, извини, — сказала Ирина. Она готова была обидеться. — Я думала, ты обрадуешься, что дочь нашлась. Большая уже, памперсы не надо менять, шмотки покупать. Денег не просит…

— Да лучше бы ты денег попросила, чем эта история…

— Опять извини. Я вообще к тебе идти не хотела. Но потом подумала: раз у меня такой край, к кому мне идти, как не к отцу?

Некоторое время отец и дочь смотрели друг на друга со сложным выражением, потом, не сговариваясь, оба произнесли фамильную фразу:

— Ой, ладно!

И так же дружно улыбнулись.

— Слушай, дочь, — сказал отец. — А денег-то дать?

Ирина вспомнила кое-что и спросила:

— Можешь дать двенадцать тысяч? Если нет, не обижусь.

Шорин молча вынул из кармана бумажник и отсчитал деньги. Пока считал, спросил:

— Кстати, как мать?

Ирина на вопрос почему-то не ответила. Пересчитала полученные деньги, деловито заметила: «Тут больше», — вернула лишнее. Подняла глаза на отца, сказала:

— Ну, я пошла. Спасибо, папа.

Неловко поцеловала отца в щеку и вылезла из машины. Суворова, Худяков, Палий, а также кое-кто из других классов с интересом за этим наблюдали. И увидели, как вслед за их одноклассницей Ирой из машины с мигалкой вышел подтянутый мужчина в безупречном костюме, обнял и поцеловал дочь.

— Так это папочка такой у Шориной? — протянула Суворова. — Интересно…