— С работы не гони, а там я сама. В спальном районе двушку и за сорок тысяч можно купить, остальные мне пригодятся.

А потом позвонила хозяйка квартиры, дочка вышла замуж в соседнюю страну и звала мать к себе, вот она и решила уехать за детьми.

 — Прости, Сашенька, поеду я, пока зовут, так что не обижайся, съезжай, как сможешь.

Сашка съехала быстро, Анна не позволила размениваться на спальный район, и Сашка купила квартиру дороже, чем собиралась. Не в центре, конечно, как уговаривала Анна, но там было слишком дорого, поэтому Саша выбрала новенький зеленый жилмассив на берегу реки, от которого до центра на машине пять минут езды. Пришлось влезть в кредит, но она и дня не сидела дома, даже потом, когда родилась Дашка, особенно потом. И старалась, очень старалась забыть те десять дней, она даже была уверена, что у нее получилось, но стоило услышать хриплый голос в трубке, как все вернулось, будто и не было этих семи лет…

Семь лет спустя

Роман звонил дважды, чтобы сказать, что он едет, но из-за пробитого колеса и плохой дороги вместо десяти вечера будет не раньше, чем к двенадцати. Саша, с трудом пытаясь унять звенящую дрожь в голосе, отвечала, что с Ильей все хорошо, пусть Роман не переживает, она его уже искупала и уложила спать.

Илюшка-Светлячок и впрямь чувствовал себя у них дома хорошо. Дашка великодушно позволила выдать ему ее любимую пижамку с мишками, которая была так велика на мальчика, что они вдвоем подкатывали ему рукава и штанины. Саша уложила его на диване рядом с собой, к ним пришла Дашка, они вместе читали сказку о Волшебнике и Изумрудном городе, причем читали обе, по очереди.

— Я бы попросила у Гудвина собаку, — сообщила Дашка Илюше, тот задумался, чего бы хотелось ему. — А ты что попросила бы, мам?

«Очки с цветными стеклами. Как в Изумрудном городе. Чтобы надеть их, и все стало другим».

— Ничего, доченька, у меня все есть. Хотя нет, постой, я бы попросила, чтобы он вместо меня сделал отчет! — она улыбнулась дочке, и та довольно кивнула. Вечная Сашкина занятость не давала проводить с ребенком столько времени, сколько им обеим хотелось бы, и Сашка каждый день съедала себя за это.

Илюша ничего не придумал оригинальнее, чем большое-пребольшое мороженое, сказки закончились, и Саша уложила дочку в ее комнате. Илья спросил, когда приедет папа, начал подозрительно кукситься, Саша притянула его к себе и тихонько запела «Ложкой снег мешая…», почему-то именно под эту колыбельную маленькая Даша засыпала лучше всего. И Светлячок уснул, прижавшись к Саше, а она обнимала маленькое тельце, гладила светлую головку и сама себе поражалась.

Илюшкина мама — законная жена Романа, в которую тот влюбился, ухаживал за ней, когда, ну пусть пять лет назад. Может, четыре. «Не отдам, ты моя… Моя милая, золотая, хорошая девочка… Я тебя найду…» Как можно было все это забыть? Но Роман забыл и женился на другой, и каждую ночь… Нет, она сойдет с ума, если будет думать и представлять себе эти их ночи, а те сами вставали перед глазами, терзая ее изнутри.

Странное дело, ведь Илюшку она должна как минимум ревновать? Но почему-то сердце заходится щемящей нежностью, когда он вот так доверчиво льнет к ней. Может, потому что когда Дашке было три года, Саша сидела по уши в работе, а дочкой занималась мама? И когда у нее выпадала свободная минутка, чтобы погулять с ребенком, покормить ее, почитать на ночь сказку, Сашка от счастья чуть не плакала?

С родителями она поначалу разругалась вдрызг. Об аборте Саша и слышать не хотела, а родители в один голос стенали, что теперь будет с учебой и вообще со всей Сашиной жизнью. Но потом, когда уже хорошо был виден живот, сами пришли мириться и каяться.

Мама помогала во всем, Саша полностью перешла на удаленку, но возиться самой с малышкой ей выпадало довольно редко, и когда родители летом увезли Дашу в село на время отпуска, она чуть с ума не сошла.

Когда Дашке исполнилось четыре, у Саши вдруг оказалось больше свободного времени. То ли она, наконец-то, научилась распределять свое время, то ли стала быстрее работать, но и заработок не упал, и дочкой могла заниматься. Они хорошо ладили с дочерью, и ни разу Даша не спросила ее об отце, хоть у Сашки давно был заготовлен пространный ответ. Для ее девочки было нормально и органично, что они живут вдвоем.

Саша укрыла спящего мальчика и погладила по-младенчески пухлые щечки. Интересно, как это, сын? Когда дочка, она уже знает, а вот какие чувства испытываешь, когда у тебя есть сын? Сашка прошла в комнату дочери и присела у ее кровати, посмотрела, как та спит в обнимку с возвращенным Илюшей котенком, поцеловала и ушла в кухню.

Там, прижавшись лбом к стеклу, отчаянно ругала себя за то, что вспоминает, силилась не вспоминать и все равно вспоминала. Того Робин Гуда, которого, оказывается, зовут Роман, и который так легко и просто вычеркнул ее из своей жизни и памяти. Воспоминания накатывали волнами, воскрешая чувства, что, как она надеялась, давно ушли и испарились. Оказывается, не ушли и не девались никуда, просто таились себе, закрытые, словно в банковской ячейке, пока не явился Робин-Роман  с дубликатом мастер-ключа…

А потом ее словно пробило: Роман скоро будет здесь, они увидятся! Саша бросилась к шкафу, потом к столику с косметичкой, потом снова к шкафу, а потом глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Глаза и щеки горят, а в глазах еще и плещется что-то, очень похожее на безумие.

Представила себе, как Роман переступает порог, а тут она, нарядная и с макияжем в двенадцать часов ночи. Он же ее засмеет! Интересно, что он вообще скажет?

«Привет! Это ты? А я-то думал всю дорогу ошибся или нет, голос показался знакомым. Ну здравствуй, Эй!». Или, может быть так: «Хорошо выглядишь, тебе идет этот цвет! Какие у тебя красивые волосы, оказывается…». Может, в глазах мелькнет грусть, и он протянет руку к ее волосам. Темным, густым, длинным, которые она перестала красить и стричь во время беременности, и которые за эти семь лет уже отросли почти до пояса. А может даже захочет поцеловать… Нет, стоп! Она решительно не готова к такого рода отношениям с женатым мужчиной.

А глубоко внутри один особо звонкий голос кричал: «Неправда, тебе наплевать на его жену, если он захочет, получит тебя где угодно, хоть в кухне, хоть в ванной, хоть на улице». И самое отвратительное, что это была правда.

Сашка повесила все наряды обратно в шкаф, надела свое домашнее платье — лиловое, с отделкой из прошвы, она любила такие, нежные и мягкие,  — и пусть хоть небо падает на землю, она храбро посмотрит ему в глаза и не станет прятать взгляд.

Но когда в дверь позвонили, вся ее решимость растаяла, как снежинка на ладони. Он вошел большой, высокий, и у нее сразу сердце взлетело вверх, а внутри грудной клетки скрутилась ноющая боль от того, что он рядом, она может коснуться его, да что там, может повиснуть у него на шее, пусть даже как старая знакомая, она ведь имеет право его просто обнять?

А он сначала расширил глаза и отшатнулся, словно увидел призрак, а затем мотнул головой, потер пальцами уголки глаз и сказал приветливо, вежливо и убийственно отстраненно: