«Ах, он умер, госпожа, он – холодный прах;

В головах зеленый дерн; камешек в ногах…»

Мой голос дрожал от волнения, когда я пела песню, и слова находили отклик в душе каждого зрителя. Повернувшись к залу, я заплакала с открытыми глазами, из которых катились настоящие слезы. Это была сильная сцена, всегда вызывавшая бурные аплодисменты.

Когда в антракте я зашла в гримерную, то заметила в вазе огромный букет роз. Внутри была карточка: «Барон Штицберг». С тех пор после каждого спектакля я получала дорогие букеты, он стал моим самым верным поклонником.

Я следила по газетным хроникам за его успешными биржевыми операциями. Это был немецкий еврей, расчетливый делец, ворочавший миллионами.

Однажды барон Штицберг сам зашел ко мне в гримерную. Поначалу я растерялась, не зная, как себя вести, но он робел больше меня и был скован так, что не мог выдавить ни слова от смущения. Мы сидели молча. Я вглядывалась в его благородную посадку головы, надменное, бледное лицо, обрамленное темными с сединой волосами, величественную осанку – тут однозначно чувствовалась порода. Барон Штицберг отличался утонченными манерами, был ценителем всех видов искусства, часто выступал в роли мецената.

Я терпеливо ждала: чего хочет от меня старый лис? Как себя вести, чтобы не ошибиться?

Он сразу подошел к делу и предложил пойти к нему на содержание. Это было кстати, но я не собиралась показывать, что только и ждала этого предложения. Мне ничего не стоило разыграть оскорбленную добродетель, объяснив ему, что унижена этим предложением.

Я все еще была в костюме Офелии: в белом платье и венке – вся невинная и чистая, словно ангел во плоти. Я подняла на него глаза, как у обиженного ребенка, и слезы заструились по лицу. Это был мой самый эффектный трюк, и действовал он безотказно. Барон Штицберг не смог вынести моих слез, он был потрясен. Упав на колени, он произнес, что в мыслях у него не было затронуть мою честь. Он навел справки и узнал, что я живу неподобающе моей красоте и таланту. Ему ничего не нужно, только видеть меня счастливой. Я поблагодарила и согласилась принять от него помощь, стыдливо опустив глаза. Барон Штицберг достал свой платок и вытер мне слезы. Мизансцена была сыграна великолепно!

Перед уходом он оставил конверт на столе. В нем была сумма, которую мне и за год не заработать. Приняв эти деньги, я попала к барону в кабалу.

В сказки я давно не верю, а в то, что мужчине ничего не нужно, лишь видеть меня счастливой, уж и подавно. Главное, использовать эту ситуацию в пользу себе. Банкир не обеднеет, если его немного подоить…

Барон Штицберг вырос в строгой благочестивой семье, и вся его жизнь была расписана согласно религиозным догматам и его ханжескому окружению. Он был женат на такой же ханже, и ему так и не удалось познать плотских утех. В погоне за прибылью и могуществом он пропустил нечто чувственное, что всеми силами пытался вернуть. Сейчас в нем бушевала запоздалая страсть человека, не знавшего молодости. Кто не познал любовь в юности, тот заплатит за это позже…

За ощущение быть молодым и любимым этот финансовый туз готов заплатить столько, сколько я попрошу. И будьте уверены, я попрошу много, чтобы отомстить за свою поруганную юность. Он посылал мне цветы, драгоценности, меха, но я так быстро не сдалась. Пусть не воображает, что, раз он барон, а я актриса, ему стоит только пальцем поманить, и я буду его. При первой попытке поцеловать меня я указала ему на дверь.

В следующий раз он пришел с предложением, от которого я не могла отказаться. Барон Штицберг присмотрел для меня квартиру на Литейном. Обещал обставить ее, исполнив все мои желания, вдобавок к тому наряды, драгоценности, экипаж. При одном условии: я должна быть предана безраздельно и принадлежать ему одному…

Я согласилась и через неделю переехала на Литейный. Барон Штицберг окружил меня утонченной роскошью и великолепием. Я принимала это, так как и сама была роскошью, которую могут позволить себе только богачи. Я уже поняла, какую власть имею над бароном Штицбергом и остальными мужчинами.

Не жалея денег, он постепенно приучал меня к роскоши, преследуя свои цели. Дал мне ощутить свою значимость, изменил мое отношение к миру…

Барон Штицберг ревновал и следовал за мной повсюду, внушая, что я принадлежу безраздельно ему одному. Это было тяжело, так что порой я не выдерживала и выставляла его вон.

Про наши отношения с бароном можно было сказать: «Мы мучаем тех, кто нас любит, и нас любят те, кого мы мучаем…»

Женская красота так недолговечна, а все остальное – сострадание, самопожертвование, доброта – не имеет большой цены. Будь ты эталоном чистоты и добродетели, но если ты невзрачна или не дай бог безобразна, ни один мужчина не заметит твоих положительных качеств. Красавиц же они наделяют даже теми добродетелями, которых у них и в помине нет…

В нашем мире ценится лишь происхождение, связи, богатство. Только перед этим люди снимают шляпы и преклоняют головы.

Жизнь, как казино, таит в себе много возможностей. Я пошла ва-банк и поставила все на красное, иначе мой удел – тоскливо и безнадежно прозябать. Деньги и власть – лишь это сейчас волнует меня…»

* * *

Анна достала альбом и быстро нашла то, что хотела: на снимке Матильда сидит рядом с бароном Штицбергом. На нем фрак и брюки темного цвета, белый жилет и белая бабочка. На довольно красивом породистом лице печать опыта, алчности и жестокости. Матильда рядом с ним выглядит так ослепительно, что невозможно оторвать взгляд. На ней светлое платье, расшитое жемчугом, в высоко взбитых волосах живые цветы, а на губах – улыбка победительницы.

До трех утра Анна писала, не вставая из-за стола. Глаза уже слипались, но ей не хотелось оставлять работу на завтра, за ночь многие детали могут быть позабыты.

На секунду она задумалась, уставившись в пространство, и тут заметила, как в зеркале что-то шелохнулось. Краем глаза девушка увидела темную фигуру, закутанную в какие-то полотнища. Анна не могла рассмотреть лицо, оно было в тени.

Вдруг силуэт шевельнулся и двинулся в ее сторону, Анна резко развернулась, чтобы разглядеть, но ничего не увидела. Анне стало страшно, здесь определенно чувствовалось чье-то присутствие. Боковым зрением она снова увидела в зеркале силуэт – он стоял и словно ждал чего-то. Анна крепко зажмурилась, рассчитывая освободиться от наваждения, но тут потянуло сыростью, погребом, гнилью. В зеркале было пусто, но ощущения, что в комнате кто-то есть, было так ощутимо, что Анна резко обернулась. Однако снова никого не увидела.

Позади нее послышались тихие шаги и скрип открываемой двери. Чьи-то пальцы ударили по клавишам рояля в соседней комнате. Анна оглянулась – дверь на самом деле оказалась открытой. Кто открыл дверь? Чья это шутка? В мозгу пульсировала одна лишь мысль: это не может быть правдой. Все было настолько нереально, что Анна не могла поверить в происходящее.