— Нет.

— А в каком ресторане работала Варя?

— В «Старом городе».

Я пыталась задавать своей пассажирке еще какие-то вопросы, но она отвечала невпопад или просто молчала, углубившись в свои мрачные мысли. Я тоже размышляла об услышанном…

В свои двадцать два года Варвара пережила непонимание и отчуждение самых близких родственников, тяжело протекающую беременность, трагическую гибель жениха за неделю до свадьбы, жизнь в доме его родителей на правах прислуги, разлуку с маленьким сыном. А теперь ее реальностью был следственный изолятор с самыми мрачными перспективами. Могла ли она убить человека? Я ехала сюда с мыслью, что скорее всего не могла. После разговора с Ниной я поняла, что официальная версия убийства может быть верной. В последнее время Варя старалась вести праведный образ жизни, который не вписывался в окружающую ее действительность, где было достаточно низменного, греховного. Если директор фирмы на самом деле ее домогался, да еще в извращенной форме, то Варвара вполне могла спустить курок подвернувшегося ей под руку пистолета. В тот момент для нее существовали только две краски — белая и черная, без всяких полутонов. Секс с директором в его кабинете был для Вари неприемлем, она защищалась, как могла… Стоп! Катя говорила, что Кулик идеальный семьянин, что ни в каких интрижках он замечен не был. Могла соврать. А могла и не знать, что Валерий Михайлович позволяет себе на правах работодателя. Допустим, Катя не в его вкусе, поэтому он и не приставал к ней. А другие девчонки по известным причинам молчали о харрасменте.

Сколько бы я сейчас ни думала о том, что же на самом деле произошло тем злополучным июньским вечером в кабинете директора фирмы «XXI век», точь-в-точь воспроизвести картину случившегося я не могла. Котлярова же настаивала именно на том, что она защищалась от сексуальных домогательств Валерия Михайловича. Если Варя оговаривала себя, то почему? Сначала она отрицала свою вину, но при этом твердила о каре Божьей. А потом, уже после задержания, Котлярова призналась в убийстве и рассказала, почему она его совершила. С ее стороны это была самооборона, но судья может решить, что степень ее превышена.

Мне сложно было мыслить так, как Варя. Она воспитывалась в семье с христианскими традициями, ее жизнь была расписана родителями, как по нотам. Но девушка хотела играть свою музыку, ту, что звучала не во вне, а внутри нее. Она влюбилась в парня, исповедовавшего другую веру, забеременела от него и не собиралась отказываться ни от своего любимого человека, ни от будущего ребенка, ни от светской жизни. Она пошла наперекор своим родителям, и судьба преподнесла ей очередной удар — сделала ее вдовой, не успев сделать женой. Варя отказалась идти в монастырь и попала едва ли не под домашний арест в своей новой семье. Ее тяготила роль вечной прислуги, и она нашла в себе силы вырваться из этого замкнутого круга. Прислушавшись к советам своей бывшей одноклассницы и ее мужа, Котлярова на время оставила своего сынишку, уехала в Тарасов, чтобы встать на ноги и забрать потом Тимура к себе. Ей удалось найти хорошо оплачиваемую работу, худо-бедно наладить быт, скопить небольшую сумму. До осуществления задуманного плана ей осталось совсем чуть-чуть, и вдруг все полетело в тартарары… Почему же так несправедлива судьба, пославшая ей работодателя-насильника? Ответ был вполне логичен — кара Божья.

— Не поняла, а это еще кто? — неожиданно произнесла Нина, прильнув к боковому стеклу.

— Ты о ком? — уточнила я, оторвавшись от своих размышлений.

— Мы сейчас проезжали мимо детской площадки, и мне показалось, что я видела там Тимурчика. Его держала за руку какая-то незнакомая мне женщина. Татьяна, вы можете повернуть обратно? — спросила Нина, оглядываясь назад.

— Попробую. — На перекрестке я развернулась, проехала немного назад и остановилась напротив детской площадки. — Ну так что? Это твой племянник?

— Да, в зеленой футболке Тимурчик, — подтвердила Нина. — А вот ту женщину, которая стоит рядом с ним, я никогда раньше не видела. Странно, ни бабушки, ни дедушки поблизости нет. Они с кем внука оставили?

— Ну, может, это мама другого ребенка? — предположила я. — Вдруг она приглядывает за твоим племянником, пока бабушка куда-нибудь отлучилась, например, в магазин?

— Странно это как-то. Тетя Руфина не доверяла Тимурчика родной матери, а тут она оставила его с какой-то посторонней женщиной. Смотрите, она ударила его! Все, я к Тимуру! — Нина стала открывать дверцу.

— Подожди, — остановила я ее.

— Но она ударила Тимурчика!

— Не ударила, а слегка шлепнула по попе, — уточнила я.

— Да какое она право имеет поднимать руку на чужого ребенка! Не понимаю, кто она вообще такая?

— Няня, наверное, — предположила я.

— Зачем Рафиковым нанимать няню, если тетя Руфина не работает?

— Может, бабушка приболела? Или это вовсе не няня, а какая-то родственница.

— Нет у них здесь никаких родственников! Вы видели, как резко она дернула Тимурчика за руку? — Нина предприняла очередную попытку открыть дверцу.

— Не надо, — снова остановила я ее.

— Но почему? Почему вы меня не пускаете?

— Я понимаю, ты шокирована, увидев рядом с Тимуром незнакомую женщину. Но она ведь тебя тоже не знает. Вы что же, будете драться из-за ребенка? — спросила я Нину, но та молчала, вероятно, осознав, что ничем помочь мальчику она не сможет. — Давай понаблюдаем за ними со стороны.

— Давайте! Я хочу понять, кто это такая и почему она позволяет себе так грубо обращаться с Тимурчиком!

Нина несколько сгущала краски. Да, та незнакомка не сюсюкалась с малышом, это — правда. Но уличить ее в жестоком обращении с двухлетним мальчиком было сложно. Он шалил, и няня с ним с трудом справлялась. А вот родная тетя малыша ревностно относилась к каждому жесту незнакомки.

Няньке наконец удалось оторвать Тимурчика от горки. Он поплелся за своей провожатой, но смотрел при этом назад, в сторону детской площадки, поэтому то и дело спотыкался. Няня несколько раз дернула его за руку, но он не только не подстроился к ее шагу, а попытался высвободиться. Тогда она взяла его на руки и понесла дальше, не обращая внимание на то, что мальчик колотит ее по спине своими маленькими ручонками.

— Я не узнаю Тимурчика. Он всегда был таким послушным.

— А когда ты последний раз с ним общалась? — уточнила я.

— Если честно, то давно — почти полгода назад. Я приходила к Рафиковым, чтобы поздравить племянника с днем рождения. Он бросился ко мне со словами «мама, мамочка». Да, перепутал, но в этом нет ничего удивительного, мы ведь с сестренкой очень похожи. Только тетя Руфина сразу же отстранила Тимура от меня и холодно так сказала, что я не мама, а тетя, а по имени меня даже не назвала. Мы пообщались с малышом минут пять, и то в присутствии бабушки. На прощание Рафикова заявила, что мне не надо больше к ним приходить, чтобы не травмировать детскую психику. Еще она сказала, что моя сестра бросила Тимурчика, уехала неизвестно куда, что она будто бы не пишет, не звонит, то есть совершенно не интересуется жизнью своего сына… Это наглая ложь! Варя просила Рафиковых зарегистрироваться в «скайпе», чтобы общаться с Тимуром. Они не стали этого делать. По телефону они тоже не давали своему внуку поговорить с его мамой. Каждый раз, когда Варя им звонила, тетя Руфина или дядя Шамиль говорили, что малыш спит. Ой! — Нина прикрыла рот ладонью.