двум дурам, мы ведь впервой здесь и ничего не знаем, в которую дверь ходют с зубами, в которую с глазами, а заодно скажи, в которую с поносом?

– Пока посидите, а придёт врач, он сам вас вызовет в кабинет, – растолковала им регистраторша.

Они уселись на диване, присоединившись к ожидающим приём. Прислушавшись к разговору незнакомых людей, подруги тоже вклинились в общую беседу.

Первой включилась Анна. Она как любительница людского разговора, нетерпеливо ждала момента, когда бы можно было ввязаться в беседу и почесать свой зудившийся от безделья язык, и этот момент вскоре подвернулся. Выждав, когда одна баба, рассказывающая о своем мужике, закашлявшись, прервала разговор, тут-то и всунулась Анна со своим неугомонным, нетерпящим соперничества языком. Она начала с общего вопроса:

– Вы, бабы, с чем сюда пришли? С какими болями?

– Кто с чем, – ответила одна баба.

– А ты с чем? – спросили и ее.

– Я вообще-то с глазами, а кроме глаз, у меня болей-то целый ворох, – и начала она рассказывать и оповещать баб о своих болезнях со всеми подробностями. – Во-первых, глазыньки у меня почти с детства болят, как все равно что в них кто горсть пыли бросит, режет и рвет их, как во время очистки лука. Зубыньки иногда побаливают, хотя их у меня во рту и немного осталось, да вопче-то почти все они целы, только девяти не досчитываюсь. Ну, зубы, черт с ними, и без них можно прожить, даже лучше, болеть будет нечему. – Она, широко разинув рот, демонстративно показала бабам свое беззубое хайло. Бабы участливо, болезненно морщились, сочувственно качали головами. – Всю головушку разворотило, в боку что-то болит, кашель одолевает, насморк, чихание замучило! Моченьки моей нету! – жаловалась Анна незнакомой публике.

Баба, сидевшая к ней спиной, внимательно прислушиваясь к ее разговору, то и дело поворачивала к ней голову, чтоб осмотреть: что за говорунья втискалась в их прерванный разговор. Потом она заинтересованно вся повернувшись к Анне, молча, но участливо вникла в разговор, сопровождая его мимикой и выражением лица. Где надо улыбалась, а где принимала удивленно-серьёзный вид. Хотя и трудно было вклиниться в Аннин разговор, потому что из-за непрерывности ее говора губы ее почти никогда не прикрывали ее полоротого рта, разве только тогда, когда она употребляла звуки «в», «м», «п». И то, улучив момент, эта баба, вклинившись в Аннину речь, сказала ей:

– Ты что, нам о своих-то болезнях рассказываешь? Вот придёт врач, вызовет тебя в кабинет, ему и рассказывай.

– А разве врач лечить-то будет, а не фельдшер? Я слышала, фельдшера больно гоже разные боли вылечивают. С кашлем-то я сама справлюсь, сварю чугун картошки, сяду на пары, и весь кашель как рукой сымет, а вот с чиханием и не знаю, что и делать, – продолжала Анна.

– А я знаю, как от него избавиться, – с чувством знатока обратилась та же баба к Анне.

– Как?

– Пымай кошку и кончиком ее хвоста пощекоти у себя в носу. И твое чихание пройдет.

– И то дело, надо испробовать. Я и не знала, спасибо на подсказ. Нынче же попробую.

– А вот, к примеру, если у кого зубы болят – это проще простого избавиться от зубной боли, ведь в каждом дому мыши водятся. Так вот, стоит только погрызть обглоданную мышами хлебную корку, и зубы как не баливали, – оповестила о своем лечебном знахарстве все та же баба.

Дверь с улицы отворилась, в зал вошёл интеллигентный человек, прошёл в кабинет.

– Доктор! Врач! – сдержанно и потаённо зашептались, зашушукались ожидающие приёма. Прошёл и еще врач.

На приём к врачу первой угодила Анна. Врач приветливо спросил:

– Ну, рассказывай, что у тебя болит.

Слегка оробевшая, с непривычки дивясь белизной халата и стен, косясь глазами на блестящие инструменты, Анна, осмелев, сказала:

– Глаза болят, видишь, они у меня какие красные и постоянно слезятся, так, что я к вам пришла с глазами.

– Еще бы ты их дома оставила, – улыбаясь, шутливо заметил врач.

– Головушку разламывает, в боку побаливает, кашлю, чихаю, а еще одна потайная у меня боль есть, о которой даже стыдно сказывать вслух. Я вам по секрету шепну на ухо.

– Нет, говори так, не стесняйся, я ведь врач.

– Врач, а не доктор? – с удивлением спросила она.

– Это все равно. По-нашему врач, по-простонародному – доктор, – терпеливо объяснил он Анне.

– Частенько я блюю и на двор хожу одной жидкостью, – смягчив прежнюю вульгарность, добавила Анна к своим болезням и эти два своих недуга.

Осматривая Аннины больные, распухшие, красные веки, врач заметил:

– Ты, наверное, по-малу спишь, редко умываешься и частенько, наверное, заглядываешь в чужие окна, новостями интересуешься, – в шутку разговорился с Анной врач, зная, что глаза иногда у людей болят от чрезмерного напряжения зрения, от нечистоты и от любопытного заглядывания в скважины чужих дверей. – Ну ладно, для глаз я тебе капель дам, а от поноса микстуры. Будешь принимать по ложке перед едой, взбалтывая. Порошков дам от кашля, и все пройдёт! – пообещал ей врач.

Анна, выйдя из кабинета врача, облегченно вздохнув, радостно оповестила:

– Вот я и вылечилась! Вроде и кашель у меня прошёл, и, кажись, чихать перестала.

Устинья нетерпеливо бросилась к Анне с расспросами:

– Ну как? Боязно?

– Нет, поглядел он мне на глаза, каплей пообещал и какой-то менстуры, пойла от поносу.

Высовывая голову из приоткрытой двери, врач поочередно вызывал на приём из зала людей, но, как на грех, Устинью не вызывают и не вызывают. Она стала уже заметно волноваться и беспокоиться, от нетерпения и она, изомленная ожиданием и завистью к Анне, что она так счастлива и быстро отделалась, Устинья решила прибегнуть к хитрости. Изобразив обморок, она в притворстве, закрыв глаза и мыча, повалилась на пол. Заслышав шум в зале, из кабинетов встревожено повыбегали врачи и хожалки. Подняв ее с пола, повели в кабинет врача на приём вне очереди. Ей в первую очередь дали понюхать нашатырного спирту, от чего она сильно заморщилась и тут же очухалась.

– Ну, показывай, что у тебя болит? – обратился с вопросом к Устинье врач, видя, как с нее вся одурь сходит от понюха нашатырного спирта.

– Я к вам с зубами, господин доктор, корневые зубыньки разболелись, головушку разворачивает, сна нету! Вся извелась! Терпенья моего не хватает!

– Ну, покажи зубы, открой рот!

Она широко распахнула рот, из которого пахнуло отвратительной гнилостью. Она пальцами начала еще шире раздирать его, обнажая свои почерневшие, наполовину сгнившие зубы, что-то бормоча.

– Вот это жвалы! – невольно помыслил врач про себя. – Ты, Демьянова, наверное, очень сварливая, зубы