— раневой канал был очень широким. От мысли, что такого размера осколок просто перемешивает внутренности человека в кровавый фарш, у Андрея помутилось в голове, и он чуть не потерял сознание.

Но он отдышался, взял себя в руки, и старательно выгнав из головы все эти мысли, Андрей снова взялся за ржавый инструмент…

— Ну что, начинаем… — он выдохнул, посмотрел ей в глаза: — будет больно, скажешь…

— Твою маковку, Андрей! Мне БУДЕТ больно! Я буду орать, я буду ругаться, а ты, подлец, всё равно тащи, понял?!

Андрей, в очередной раз смахнул струящийся со лба пот, молча кивнул, и решительно ввёл в раневой канал узкогубцы. Агния, зарычав как рысь, дёрнулась в Пашкиных руках.

— Скажи Пашке, чтобы не смотрел! — напрочь срывая голос, она буквально рычала на Андрея, — скажи, что бы держал меня крепче!

— Да не смотрит он!! И держит!!

— Тащи! С-с-сука!! Ненавижу!!! — завыла она.

Узкогубцы почти полностью погрузились в рану, костяшки пальцев, коснулись её тела. Стиснув зубы, Андрей повёл ими немного вверх и вправо, и вот… Долгожданный лёгкий скрежет от касания металла по металлу!

Так… так…

Теперь приоткрыть инструмент….

Так… ухватить…

Есть!

Он наконец-то почувствовал, что крепко ухватил осколок. Пот капал с его лба, тряслись руки.

— Тащу… — он не узнал свой голос, таким он стал хриплым.

— А-а-а!!! В креста… в душу… в гробину мать… в печёнку… да в яйца!!! — она зашлась истошным криком, рыча сквозь зубы и извиваясь от боли…

То, что было потом, выпало из памяти Андрея, потому что, очнулся он только через пару минут, от того, что Пашка испуганно хлопал его по щекам. Сел, очумело осмотрелся: Агния уже села, и натянув кальсоны, пыталась натянуть на себя лётный комбинезон. Андрей поднял правую руку, чтобы вытереть пот, и увидел, что вся кисть его правой руки окровавлена и судорожно зажатые в ней узкогубцы до сих пор сжимают большой окровавленный осколок с рваными краями.

— Ну, д-девка у т-тебя ж-ж-железная! — нижняя челюсть танкиста Паши заметно дрожала, — я и мужиков-то таких не видал! А тут б…б…баба! — ошарашенно произнёс танкист и добавил, — И вообще чудеса какие-то! Тут любой другой человек трижды бы уже п…помер! — руки у него ходили ходуном, он сдёрнул с головы танкошлем, и вытер им обильно бежавший с лица пот, — а твоя — как огурец! Она у тебя что, из закалённой стали?

Андрей, сглотнув, кивнул и хрипло ответил, не узнавая собственный голос:

— Ага, из неё, родимой… Особой закалки.

Паша полез в танк:

— У нас там где-то аптечка была, сейчас я попробую найти, надо ж перевязать!

— Да не надо меня перевязывать! — всё ещё слабая, она обратилась к Андрею: — да брось ты этот осколок, лучше помоги мне, пожалуйста!

Он с остервенением бросил осколок на землю, поднялся, и трясущимися руками стал помогать ей застегивать комбез.

— Я сильно ругалась, да? Словами всякими нехорошими вас поносила? — она виновато посмотрела исподлобья.

Андрей смахнул пот, глубоко выдохнул, почесал кончик носа:

— Да, если честно… хм… даже не предполагал, что ты ТАК умеешь. Ты ж вроде и слов-то таких не знаешь?

Она пожала плечами:

— Да я и не знала… просто эти слова вот тут, — она покрутила пальцем у своей макушки, — у Пашки вокруг головы, в тот момент вихрем крутились, ну… я и озвучила. Вырвалось. Прости. Больше не буду.

Андрей выдохнул, молча притянул её к себе, и поцеловал.

Через пару минут она стояла одетая, хотя всё ещё очень слабая от полученных ранений. Но, тем не менее, готовая к дальнейшим действиям.

Глава 6. В танке главное — не бздеть.

Бой сдвинулся на несколько километров от места их нахождения.

Укрытые между коробками стоявших рядом двух танков, они оставались незамеченными все эти долгие четверть часа, что длилась операция по извлечению осколков из её тела. Мимо них, меся грязь и снег, лязгая гусеницами и натужно рыча моторами, прошли на восток остатки того второго эшелона немецкой бронетехники, которые не были добиты нашей штурмовой авиацией. И теперь эти несколько десятков танков шли на прорыв, расширяя захваченный плацдарм.

Механик-водитель, всё ещё косясь на так чудесно выжившую лётчицу, полез в свой танк, и стал вытаскивать оттуда тела членов экипажа. Андрей ему молча помогал. Вытащили, сложили у гусеницы танка. Андрей посмотрел на Агнию. Она уже чуток отошла, и чувствовала себя получше. Она наклонилась, внимательно посмотрела на них всех по очереди, покачала головой, посмотрела на Андрея с Пашей:

— Ауры потухли. Ничего не могу.

— Кто потухли? — не понял Пашка.

— Всё, Павел Иванович, нету их больше. Умерли, — грустно добавила она.

— Умерли…. — как эхо повторил он за нею, вопросительно посмотрел на неё: — А откуда ты знаешь, что я Павел Иванович?

— Я… я много чего знаю, Паша. Давай об этом чуть позже? Ты лучше скажи, как выбираться будем? А то мы всё на самолёте….

— Как выбираться…. — он сдвинул шлемофон на лоб, и почесал в задумчивости затылок. Полез в свой люк, сел на своё место мехвода, долго возился там, пытаясь запустить двигатель. Безрезультатно. Вылез, спрыгнул на землю:

— Кабздец движку.

— Может, вдвоём посмотрим? — со слабой надеждой предложил Андрей.

— Да чего там смотреть? Там, похоже, все магистрали порвало… швах, короче.

— Может, этого заведём? — Андрей махнул рукой в сторону немецкого танка.

— Не-е-е! — мотнул головой мех. вод, — я на фашистском танке не поеду. Да и не сумею.

Он перевёл взгляд на свой погибший экипаж, потом тоскливо взглянул на Андрея: — похоронить бы….

— У тебя лопата есть?

— Нету, — оглянувшись на свой танк, сокрушённо развёл руками несчастный танкист. Андрей промолчал, тоже посмотрел в ту сторону — весь сапёрный инструмент с нашего танка был сорван. Андрей обошёл по кругу немецкий танк — лопата отсутствовала и на нём…

Пашка молча стал перетаскивать тела погибших под танк, потом с помощью Андрея накрыл их рваным куском брезента.

— Хоть так…. Потом вернёмся, и…. — он помолчал, — если вернёмся.

Полез снова в люк, пошарил там руками и вытащил ППШ. Выглянул из-за танка, внимательно осмотрелся вокруг.

— Пойдём, — и, не дожидаясь ответа, пошёл в сторону стоявшей в сотне метров от них тридцатьчетвёрке. Агния и Андрей, не сговариваясь, молча потопали за ним.

Тридцатьчетвёрка с виду была совсем целой и поначалу непонятно было, почему она здесь стоит. Но подойдя ближе, они увидели причину: правая гусеница была порвана, а экипаж, видимо, пытался под огнём её натянуть. Тут они все и остались, раскиданные в стороны близким разрывом немецкого осколочно-фугасного снаряда.

Паша обошёл танк со всех сторон, заглянул внутрь