Оставшись одна, Мирина погрузилась в тьишину, плотную, глухую. Поднялась с коровати, прошла к уличной двери, выглянула. Саолнце жгло траву и лысую, местами ввытоптанную людьми землю. Все еще тянуло сыростью после двухдневного дождя, оседал на язык прогоркший вкус влажной выделанной кожи. По двору, огороженного вокруг деревянного шатра высоким плетнем, трудились женщины и девушки: одни подметали, другие стаскивали в шатер ковры и полотнища. Турай говорила правду — и в самом деле готовили лагерь к торжеству: прямо за оградой мужчины воздвигали столбы, сооружая, видно, будущее ворота, через которые она выйдет к алтарю совсем скоро. Шумели где-то дети, протяжно ревели волы на лугах. Мирина подняла голову, щуря глаза от ослепительного яркого неба, бездонного и прохладного, омывающего свежестью с головы до ног. Ни единого облачка на нем.

«А ведь вчера воличани праздновали день плодородия», — вспомнила.

Некоторые из валганок заметили стоявшую в тени княжну, теперь посматривали в ее сторону. Мирина отступила. Нет, сегодня наружу не покажется. Вернувшись внутрь, поняла, что заняться ныне и нечем было, тогда как другие заняты делом. Она все слушала, как за пологом разговаривают женщины, различила и голос Турай. Айма и Ведия больше не появлялись. И хорошо. Мирина плечами повела, вспоминая бесстыдные глаза наложницы. И мысль о том, что та вылезла из постели хана, тяготили все же.

К вечеру вернулась Немея, и снова с полным подносом еды. На этот раз выпеченную на углях птицу и свежий хлеб, пахнущей так сладко, что в животе невольно свело. И сама от себя не ожидала, как съела все до крошки, запив пряным, горьковатым, похожим по вкусу на квас питьем. Делала глотки прямо из горла глиняного кувшина, обхватив его пузатые края руками. Немея с улыбкой на устах забрала кувшин, когда Мирина вдоволь напилась и наелась.

После того, как Немея покинула шатер унося посуду, вечерняя стынь поползла по полу холодный сквозняком. Мирина ноги подобрала на постель и, прислонившись спиной к стенке, погладила перекинутые через плечо правое волосы — сегодня даже не заплетала их, и в рубахе простой весь день. Даже под вечер женщины расходиться не думали, все шумели за стенкой тонкой, хлопоча над чем-то, верно, и ночевать будут здесь. Мирина прикрыла ресницы, слушая их. Хан так и не пришел к ней за целый день, уж кого она ныне не встречала из гостей, хотя чувствовала его присутствие рядом. Да и не знала, желает ли его видеть, все вспоминала взгляд его черных глаз. Все больше молчал он в пути, не заговаривал с ней, а как ладья примкнула носом к берегу да как пришел в палатку справиться о здоровье — и вовсе больше не видела его среди воинов.

Холодная ночь стала наползать на лагерь, погружая Мирину в полумрак. Пришла Ведия с охапкой сухих дров, разожгла быстро очаг, с княжной не заговаривала, робела, все взгляд опускала. По шатру сразу полился душок теплый, и запах смоляной густой наполнил укрытие, окутал, утешил, и так уютно стало и хорошо, что Мирину с головой накрыло ощущение, будто в княжеских родных хоромах она.

Стемнело быстро. Заплясали буйно от разгоравшегося костра отсветы золотистые, окаймляя все занавесы и стены. Вернулась Турай. Она попросила с ней пройти к главному очагу. Мирину хоть и взяло волнение, но поднялась, за ней последовав.

Войдя в другую половину стана, даже дыхание задержала от открывшейся глазам красоты, и удивляясь тому, какое богатство и убранство царило кругом. Недаром валганки здесь весь день трудились. Пол здесь был деревянный, устланный коврами расписными, яркими, посередине из камней выложен очаг круглый, он тоже горел, наполняя помещение теплом и светом мягким и обволакивающим. Под занавесами тканными — тонкими кисейными и тяжелыми бархатными — подвязанные за столбы золотистыми кручеными веревками стояли столики с красивой посудой, и кругом подушки, шкуры, у самых стен — скамьи и сундуки. Несколько женщин все еще суетились в дальнем углу, расставляя утварь. Турай повела Мирину дальше, в другу часть шатра, отгороженную плотными занавесом. За ней тоже сочился свет.

Мирина оказалась в густо освещенном отведенном, как оказалась, для купания месте. О том явно говорила высокая деревянная бадья, стоявшая посередине.

Валганка, подобрав со скамьи рушник, закинув себе за плечо, к Мирине приблизилась. Помогла стянуть с нее свободную рубаху. Турай поддержала, когда княжна вглубь опустилась плавно. Горячая вода обняла до самой груди. Мирина села на дно, вытянув ноги — настолько большая оказалась бадья. Турай же быстро смочила волосы девушки, влив на них что-то густое, пахнувшее сладко цветами.

— У тебя такие красивые волосы, Сугар, — умиротворенно проговорила валганка, вылив на голову ковш подогретой воды, мягко увлажняя пряди, втирая в кожу волос благовония. Полог вдруг приоткрылся, и внутрь скользнула Ведия, принося широкий лоскут полотна. Положив его на скамью, она тут же ушла. Мирина, проводив ее задумчивым взглядом, поинтересовалась у женщины:

— Что означает имя «Сугар»?

Почувствовала, как Турай улыбается — валганка медлила с ответом. И такая тишина пролилась, что Мирина некоторое время слушала собственное дыхание, ощущая, как пальцы заботливые ворошили волосы, вымывая остатки мыльной воды. Мирина затаила дыхание, когда ощутила веяние сквозняка и на миг дрогнули занавесы, а потом не услышала, а испытала тяжелые шаги. Прикрыла руками грудь, уставившись на дверь.

Нагнувшись под пологом, вошел Вихсар. Вся кровь к лицу так и прихлынула, когда глаза хана застыли на девушке, вводя в еще большее оцепенение. Турай отложила щетку и, скинув с плеча рушник, приклонив голову, вышла прочь. И остановить бы, но Мирина и слов не могла из себя выронить, сжало их в горле, как и все тело сковало. И так тесно сделалось, что Мирина готова была сквозь землю провалиться, только бы отгородится от этого напряженного, как глыба, мужчины, плавясь под его горячим, будто само степное солнце, взглядом.

Воздух, казалось, задребезжал от напряженного молчания. Появление Вихсара застало врасплох. Мирина, опомнившись, сбросив оцепенение, поднялась, да видно слишком резво — вода всплеснула из дубовой бадьи, пролилась на пол и рубаху, что лежала рядом на скамье. Княжна потянулась за полотном, чтобы прикрыться, но ее опередил Вихсар. Соприкоснулись ее влажная рука с его сильной, загорелой и красивой.

— Не торопись, — проговорил успокаивающе хан, развернув полотно.

От Мирины не ушло, как взгляд мужчины скользнул по стану, так, что мурашки хлынули по коже. Конечно, он знал ее и такой, но с тех пор прошло много времени, и смущение все же одолело жуткое. Хан подступил, и Мирина развернулась спиной, позволяя накрыть ее. Только ничего не последовало. Вихсар отчего-то медлил. Сейчас он волен всякое сделать. Сжалось все внутри комом, когда его горячая ладонь внезапно на влажный живот легла. Мирина затаилась, сама не своя от ожидания тревожного.

«Сейчас ничего не стоит ему на лавку уложить да подмять под себя».

Будто ощутив ее волнение, Вихсар, перехватил ее под грудью вытащил с легкостью из бадьи, опустил на пол, только под ногами Мирина не ощутила опоры, будто в вязкую трясину погрузилась, так бы и повалилась, если бы не поддерживали сильные надежные руки. Мирина не слышала ничего, кроме опаляющего дыхания Вихсара на своей шее — оно прокатывалось рвано по коже, обволакивая. Одновременно ощущала спиной, как твердая грудь поднимается во вдохе и опадает тяжело. Он будто раздумывал: отпустить или нет, да только прижал к своему телу теснее. Мирина смутилась еще гуще, когда почувствовала, как в поясницу упирается набухшая плоть. В глазах потемнело от ощущения его едва сдерживаемого напряжения и желания. И сама не понимала, отчего так взяло волнение, тугой волной пронесшееся по телу, отяжеляя.