Явный интерес советской стороны к румынским денежным знакам и специальному типографскому оборудованию отчасти проясняет записка представителя Национального банка Румынии в Москве Т. Капитановича, адресованная находившемуся в Яссах управляющему банка. Капитанович сообщал, что часть типографского оборудования, находившегося в Москве, удалось продать, а вырученные деньги в сумме 160 тыс. руб. переправить через Бойля в страну[114].

Однако, судя по всему, имелись и другие, более важные, причины настойчивости комиссара Фриче. Учитывая, что 22 января (4 февраля) 1918 г. Совет Народных Комиссаров принял постановление о приостановке выдачи румынскому правительству кредитных знаков, напечатанных в Экспедиции заготовления государственных бумаг (ЭЗГБ), уместно предположить, что советская сторона имела свои планы в отношении румынских денег. Вполне возможно, что она намеревалась переправить их в Румынию для поддержки румынских революционеров. Не исключено, что и типографское оборудование предполагалось использовать для печатания новых купюр.

27 марта 1918 г. всё принадлежащее румынам типографское имущество было инвентаризировано и перевезено в специальное помещение, предоставленное советским правительством для его хранения. Вопрос об изъятии ящиков был снят с повестки дня.

11(24) января 1918 г. министр финансов Румынии Н. Титулеску поручил послу Румынии в Париже В. Антонеску обратиться к правительству Франции с просьбой, чтобы союзные державы взяли на себя гарантии на случай, если «румынское золото», находящееся в Москве, будет конфисковано, расхищено или уничтожено большевиками. В первых числах февраля 1918 г. Антонеску, выполняя поручение, обратился к главе кабинета и военному министру Франции Ж. Клемансо, который ответил, что союзники «согласны гарантировать Румынии 310 миллионов золота Национального банка, которые находятся в Москве, но не предоставляют гарантии депозитам Национального банка, вкладам в Сберегательную кассу и другие банки и учреждения, которые содержат ценные бумаги государственного займа, облигации и акции различных обществ, номера которых известны и поэтому могут быть аннулированы и заменены дубликатами» (курсив мой. – Т.П.)[115]. Высказанное Клемансо предположение о возможности манипулирования большевиками ценными румынскими бумагами и изготовления подложных весьма важно и заставляет вспомнить о настойчивости комиссара Фриче по изъятию румынской денежной массы и типографского имущества.

В августе 1918 г. органами ВЧК был раскрыт «заговор послов», целью которого по официальной версии было свержение советской власти при опоре на красноармейские части и провозглашение «военной диктатуры». Генеральный консул Франции Ж.-Ф. Гренар и глава британской миссии в Советской России Р.Б. Локкарт были арестованы. В октябре Гренар был выслан из Советской России, и ключи от кремлевской кладовой, которые до того времени хранились в Генеральном консульстве Франции, были переданы в консульство Дании, защищавшее отныне интересы Румынии в РСФСР. Впоследствии это обязательство взяла на себя Норвегия[116].

Богатый политическими событиями 1918 год актуализировал также проблему собственно «румынского золота», оказавшуюся именно в то время включенной в «бессарабский вопрос» и ставшей отныне его неразрывной частью.

Точкой отсчета стал ввод румынских войск в Бессарабию в январе 1918 г., объявлявшийся во всех официальных правительственных заявлениях как временная мера, обусловленная необходимостью удержать Румынский фронт. При этом официозная печать не уставала твердить о триумфальном появлении на территории края румынских солдат, умалчивая о терроре, развязанном оккупационными властями. Жестоко подавлялись любые проявления протеста против ввода войск. Так, 22 января (14 февраля) был разогнан 3-й бессарабский губернский съезд крестьянских депутатов, осудивший румынскую интервенцию. Председатель съезда В. Рудьев и делегаты В. Прахницкий, И. Панцырь, Т. Которос, П. Чумаченко были арестованы и на следующий день расстреляны как «враги румынизма».

Занятие Бессарабии румынскими войсками сопровождалось захватом громадного российского военного имущества.

В сложившихся условиях вопрос о «румынском золоте» обрел новое звучание. В постановлении советского правительства о разрыве дипотношений с Румынией от 13(26) января 1918 г. говорилось: «Покрытая преступлениями румынская олигархия, открыла военные действия против Российской республики… Преступлениям румынских военных и гражданских властей нет числа…». В связи с этим СНК постановил: «1. Все дипломатические отношения с Румынией прерываются. Румынское посольство и все вообще агенты румынской власти высылаются за границу кратчайшим путём. 2. Хранящийся в Москве золотой фонд Румынии объявляется неприкосновенным для румынской олигархии. Советская власть берёт на себя ответственность за сохранность этого фонда и передаст его в руки румынского народа (курсив мой. – Т.П.). 3. Восставший против революции бывший главнокомандующий Румынского фронта Щербачёв объявляется врагом народа и ставится вне закона»[117]. Заметим, что в середине 1960-х гг. в румынском руководстве и национальной исторической науке пункт второй постановления стал главным аргументом, на основе которого румынская сторона настаивала на возвращении золотого запаса, поскольку в 1948 г. власть перешла в руки трудящихся и в стране была провозглашена Народная республика[118]. Однако подобная интерпретация вызывает возражения. Документы, в частности, опубликованные протоколы заседаний Совнаркома, свидетельствуют, что на рубеже 1917–1918 гг. советское правительство не оставляло надежд на возвращение Бессарабии силой и формирование в крае нового правительства под видом «местной фирмы»[119]. После установления в крае советской власти именно правительству Советской Бессарабии, действовавшему от имени народа, советское правительство намеревалось передать румынский золотой запас, о чем будет сказано ниже.