После срыва договора Раковского-Авереску советское правительство закрыло вопрос о возвращении «румынского золота». 8 апреля 1918 г. в Румынский отдел НКИД поступило письмо из Главного управления по заграничному снабжению НКВД, в котором подчёркивалось: «Советская республика должна себя гарантировать в отношении возмещения нам этого долга» (имеется в виду долг Румынии России, образовавшийся за годы Первой мировой войны. – Т.П.). Конкретизируя эту установку в связи с обращением румын о возвращении им румынских продовольственных складов, авторы письма рекомендовали «издать распоряжение о том, чтобы из предметов, заказанных у нас до настоящего времени, ничего не было вывезено в Румынию без соответствующего разрешения отдела по ликвидации снабжения Румынии при Главзагране[139]. Вместе с тем впредь до выяснения финансовых отношений и взаиморасчетов между Россией и Румынией во всей их полноте в старое время не следует снимать запрета, наложенного на золотой фонд румынского правительства, выдачу которого временно задержать в видах обеспечения этим способом уплаты нам Румынией своего долга» (курсив мой. – Т.П.) [140]. 25 мая 1919 г. в радиограмме, направленной правительством РСФСР и правительством УССР румынским властям, говорилось: «С момента упразднения русского фронта в Румынии румынское правительство наложило руку на громадное военное, железнодорожное и краснокрестское имущество, которое находилось там для обслуживания русской армии. После разбойнического захвата Бессарабии румынское правительство так же поступило с военными продовольственными базисными складами Бессарабии. Часть имущества, принадлежащая России, была использована самим румынским правительством, часть оно предоставило в распоряжение белогвардейских банд, сражавшихся против Советской власти на юге России и Украины и, наконец, остальное, в особенности предметы первой необходимости, как-то: обмундирование, бельё, сахар, консервы расхищались проворовавшимися румынскими чиновниками и офицерами. Они спускали народное добро за бесценок спекулянтам, а потом, чтобы замести следы своих преступлений, поджигали склады и архивы. Сохраняя за собой право предать своевременно суду революционного трибунала прямых и косвенных виновников вышеперечисленных преступлений, как бы высоко они ни стояли, рабоче-крестьянское правительство России и Украины снимает с себя всякую ответственность за дальнейшую судьбу различных ценностей, перевезённых во время царского правительства в Россию и принадлежащих румынскому правительству, румынскому Национальному банку, другим румынским банкам, а также румынским помещикам и капиталистам»[141]. 25 июля 1918 г. из НКИД в Народный банк поступило следующее распоряжение, касающееся румынских ценностей: «Сообщаем, что все румынские государственные вклады секвестрированы впредь до выяснения многочисленных денежных и других обязательств Румынии по отношению к России. Исходя из этого, никакие выдачи по приказам представителей Румынского Правительства производиться не могут»[142]. 14 сентября подобное указание поступило в особую канцелярию по кредитной части [Наркомата финансов]: «По распоряжению Уполномоченного Совнаркома по русско-румынским делам тов. Раковского сообщаю, что, если не имеется особых препятствий, желательно, чтобы находящиеся в Московской ссудной казне ценности румынских банков никуда из Москвы не увозились до приезда тов. Раковского»[143].

Впоследствии проблема возвращения румынского золотого фонда и драгоценностей Короны испытывала на себе мощное давление одного из основных вопросов международных отношений межвоенного периода – бессарабского. Взаиморасчеты между советской и румынской сторонами, касавшиеся российского военного имущества на территории Румынии и румынского долга России, становились важным аргументом сторон в территориальном споре.

Советское правительство рассматривало возвращение «румынского золота» в зависимости от решения вопроса о Бессарабии, находившейся, как подчеркивалось в нотах, направленных румынскому правительству, «во временной фактической оккупации Румынии»[144]. Румыния, в свою очередь, пыталась добиться международного признания присоединения Бессарабии. Вопрос о статусе Бессарабии был вынесен на обсуждение Парижской мирной конференции (1919–1920 гг.), на которой представители РСФСР отсутствовали. Молдавский учёный И.Э. Левит, ныне проживающий в США, подчеркивает, что неблагоприятные международные условия, в которых к тому времени находилась Советская Россия, стали причиной решения «бессарабского вопроса» в пользу Румынии[145]. Западные державы, напуганные ростом революционного движения в своих странах, прилагали огромные усилия, чтобы ликвидировать власть большевиков и расчленить территорию бывшей Российской империи. В марте 1918 г. в Мурманске высадился английский десант, к которому присоединились французы и американцы. На Дальнем Востоке хозяйничали англичане и американцы, Владивосток оккупировали японцы. При активном участии румын развертывался фронт борьбы против Советской России и на западном пограничье. В Париже румыны предъявили свой важный козырь в «бессарабском вопросе», постоянно подчёркивая, что их страна является барьером на пути распространения большевизма в Европе и что присоединение Бессарабии следует считать вознаграждением Румынии за это. Однако Бухарест выступил с территориальными претензиями не только в отношении Бессарабии. Воплощение в жизнь национального идеала «Великой Румынии» («România Mare») означало расчет на присоединение и других земель – венгерской Трансильвании и болгарской Южной Добруджи.

28 октября 1920 г. представители правительств Англии, Франции, Италии, Японии и Румынии поставили свои подписи под протоколом о присоединении Бессарабии к Румынии, призванным придать решению Сфатул Цэрий от 27 марта 1918 г. международно-правовую силу. Четыре страны, ни одна из которых не находилась в состоянии войны с Россией, объявили об отторжении части российской территории. Среди подписавших не оказалось представителя США Р. Лансинга, позиция которого в ряде случаев отличалась от других участников конференции. По зафиксированному в Парижском (Бессарабском) протоколе условию он вступал в силу только после его ратификации парламентами государств-подписантов. Однако здесь румынскую сторону ждало разочарование: Япония не ратифицировала протокол целых 11 лет (до 1931 г.), Италия – 7 лет (до 1927 г.), 3 года откладывала ратификацию Великобритания, 4 года – Франция.