href="ch2.xhtml#id14" class="a">[116]». И сказал авва: «Боялся Евагрий, что Христос назовет его виновным и скажет ему: „Евагрий, ты болел тщеславием, и Я тебе принес лекарство бесчестия, чтобы с его помощью ты очистился, но ты не уврачевался“. Мы должны твердо усвоить, что никто не говорит нам правду, кроме поносящих нас».

Он же сказал: «Знает Господь, испытующий сердца и утробы,[117] что даже если все люди меня восхваляют и ублажают, все во мне достойно порицания, позора и оплевания. Даже когда люди говорят: „Он сделал то или это“, я отвечаю: „Ну что в моих делах доброго?“ Никто, кроме восхваляющих и ублажающих меня, не обманывается, никто, кроме порицающих и уничижающих меня, не правдив, как я уже сказал, но и они не говорят всей правды. Если бы они сочли это нужным и я, даже не говоря обо всем море моих зол, открыл бы им лишь их малую часть, они бы отвернулись от души моей, как от нечистот, как от зловония, как от нечистого духа. Если даже тела человеческие станут языками, чтобы непрестанно поносить нас, то я убежден, что и тогда никто не сможет как должно высказать наше бесчестие. Ведь всякий поносящий и порицающий говорит лишь об одном зле, а все он не может знать.

Если даже праведный Иов сказал: „Я полон бесчестия“,[118] а к „полноте“ ведь уже нельзя ничего прибавить, то что скажем мы, действительно являясь морем всех зол? Во всяком грехе смирил нас диавол, и мы должны с добрым расположением относиться к нашему уничижению. Потому что тот, кто смиренно принимает свое уничижение, сокрушает диавола, как сказали отцы: „Если смирение нисходит во ад, то оно возводится до небес. Если же превозношение возвышается до небес, то оно ниспадает до ада“.

Сможет ли кто убедить смиренного предаться хитросплетению помыслов против какого-нибудь человека? Все, что претерпит или услышит смиренный, становится для него поводом для пренебрежения собой и самопоношения. Вспомните об авве Моисее, как клирики выгнали его из собрания со словами: „Иди прочь отсюда, эфиоп“, и он начал бранить себя и говорить: „Пепельнокожий, черномазый, хорошо поступили с тобой... Ты не человек, зачем же ты входишь к людям?“»

5) Авва Зосима сказал: «Что бы ни происходило со смиренным, он тотчас обращается к молитве и всех считает своими благодетелями. Мы же свернули с пути истины, отошли от водительства святых и хотим проторить себе дорогу по нашим лукавым произволениям.

Но нет ничего проще, чем послушать святого мужа, учившего самим делом, – авву Аммона. Он говорил: „Тщательно храни себя, чтобы, если кто опечалит тебя в каком-либо деле, ты молчал и не проронил ни звука, пока непрестанной молитвой не умягчится твое сердце, и тогда уже говори с братом твоим. Кто любит истинный и прямой путь, тот во время смущения сурово бранит и порицает себя, говоря: что ты безумствуешь, душа моя? Что ты возмущаешься, как беснующаяся? Этим ты показываешь, что ты больна, потому что если бы ты не была больна, то не страдала бы. Почему же ты перестала порицать себя и обвиняешь брата, который показал тебе твою истинную болезнь? Узнай заповеди Христа, Который, будучи злословим, не злословил взаимно и, страдая, не угрожал.[119] Послушай Того, Кто говорит о том, что Он исполнил на деле: Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания.[120] А ты, несчастная душа, из-за одного оскорбления и бесчестия сплетаешь тысячи помыслов, тем самым замышляя против самой себя, подобно демонам. Что может худшего сделать бес с такой душой, чем то, что она сама с собой сделала? Мы видим Крест Христов, каждый день читаем о тех мучениях, которые Он претерпел ради нас, и не можем перенести ни одного оскорбления. Поистине, мы свернули с прямого пути“».

И авва прибавил: «Если бы человек даже прожил столько, сколько Мафусаил,[121] и при этом не шел бы по тому прямому пути, которым шествовали все святые, я говорю о пути бесчестья, обид и мужественного перенесения страданий, то он не преуспел бы ни в малом, ни в великом и напрасно прожил бы все эти годы».

6) Еще старец рассказывал: «Как-то раз я встретился с блаженной Дионисией. Один брат попросил у нее милостыню, и она подала ему, сколько могла. Но поскольку она дала ему меньше, чем он просил, он начал поносить ее, говоря и против нее, и против меня неподобающие речи. Услышав это, она оскорбилась и задумала сделать ему зло. Заметив это, я сказал ей: „Что ты делаешь? Так ты замышляешь против самой себя и губишь всю добродетель своей души. Что ты можешь сделать достойное того, что Христос претерпел ради тебя? Знаю, госпожа, что деньги для тебя как сор, ведь ты раздаешь их всем, кто ни попросит, но если ты не стяжаешь кротость, то будешь подобна кузнецу, кующему железо, но не выделывающему изделие“.

Вот что говорит святой Игнатий Богоносец: „Мне необходима кротость, которая разрушает всякую силу князя века сего“.[122] Признак отвержения мiра – отсутствие смущения. Бывает так, что человек ни во что вменяет большие сокровища, но привязывается к малой иголке, и это пристрастие приносит ему смущение. Игла для него становится на место сокровищ, и человек становится рабом иголки, или кукуля, или книги, но уже не рабом Божиим. Прекрасно сказал некто из мудрецов, что сколько страстей у души, столько и господ. И апостол говорит: „Кто кем побежден, тот тому и раб“.[123]

Внимательно выслушав это, она посмотрела на меня и сказала: „Да обретешь ты Бога, Которого так ищет твое сердце“».

7) Блаженный авва Зосима сказал: «Душа желает спастись, но, пристращаясь к суетному и заботясь о нем, она убегает от трудов, хотя, поистине, не заповеди тяжелы, а наша воля лукава. Когда мы попадаем в морскую бурю или когда к нам приближаются разбойники, мы с легкостью все оставляем. Но как неохотно мы расстаемся со своим имуществом в другое время, хотя и знаем, что скоро умрем. Ради краткой жизни мы пренебрегаем всем и считаем великим для себя счастьем, если, даже лишившись всего своего богатства, мы ушли живыми от разбойников или спаслись в буре. Тот, кто лишь недавно неистовствовал, чтобы приобрести лишний обол, охотно все бросает, только бы сохранить временную жизнь. Почему же мы не думаем так же и о вечной жизни? Почему, как сказал святой, страх Божий