Знакомство прошло без эксцессов. Флегматичный Кира с детства знал, что его мама живет где-то в Москве со своей семьей, и принимал эту ситуацию как должное. К матери он отнесся с почтением и даже почти без любопытства, видно было, что с теткой ему хорошо и вообще петрозаводская жизнь вполне его устраивает. Мама не обиделась, даже рада была, что все обошлось.

Степан настаивал, что парня надо забрать, однако тетя Валя встала грудью, защищая не родное, но выкормленное и выстраданное дитя. Возвращались они, как и приехали, втроем, и Вадим испытал чувство огромного облегчения, когда поезд тронулся и машущая тетя Валя с Кириллом отстали от вагона. До последнего момента он боялся, что мама не выдержит и возьмет Киру с собой. Про себя Вадим решил, что тогда уйдет из дома, поступит в ПТУ и поселится в общежитии. Нельзя сказать, что он относился к новоявленному братцу плохо — он никак к нему не относился. Но его возможное присоединение к семье было явно лишним и совершенно неприемлемым.

Вадим и Кирилл оказались очень похожими внешне, но совершенно разными по характеру, и дружбы между ними не получилось, о чем втихомолку жалели обе матери — родная и приемная. Они так и выросли, оставаясь чужими. Их сблизила только мамина смерть. Тетя Валя умерла годом раньше, и они оба вдруг почувствовали потребность держаться друг за друга, сохраняя некое подобие семейной общности, которой так дорожило старшее поколение. Тогда Вадим и начал посылать Кириллу деньга на содержание детей. Но до женитьбы на Алине «пособия», как шутили братья, носили скорее символический характер.

Вадиму не были в тягость эти подарки. Он не считал себя жмотом, любил тратить деньги, все равно на что — на себя ли, на других, просто выбрасывать на ветер. Ему нравилось держать в руках толстую пачку наличных — не считая, извлекать из нее несколько приятно шершавых бумажек — достаточно? может, еще? Сама процедура оплаты с виртуозным выкладыванием на стол или прилавок разных купюр напоминала карточную игру, когда ты заранее уверен в выигрыше, потому что все козыри у тебя на руках. Дорожа этим ощущением, Вадим не любил и не использовал бездушные кредитные карты и легкомысленные листочки чеков.

С любовницами он был умеренно щедр, стараясь не разбудить их алчность, дабы не превратиться в дойную корову. В общем, и с братом отношения строились по той же схеме.

Уже много лет они не виделись — Кирилл не мог себе позволить такую роскошь, как билет до Москвы, а Вадиму нечего было ловить в Петрозаводске. Но мечта о предстоящей поездке в столицу к доброму и богатому дяде Ваде долгие годы витала в доме Кирилла, распаляя воображение юных племянников. И вдруг дядя Вадя приехал сам.

— Ты охренел, Вадик.

В оригинале фраза Кирилла звучала более резко, и он добавил несколько соответствующих эпитетов. Кира вообще-то ругался редко, практически никогда, но тут он сам «охренел» от услышанного. Он даже привстал и подозрительно огляделся по сторонам, хотя вокруг не было ни души. Они были один на один в звенящей туче комаров на берегу Онежского озера — два рыбака, тоскливо таращившихся на свои поплавки. По официальной версии Вадим приехал к брату отдыхать от суеты мегаполиса и восстанавливать больные нервы. А разве есть отдых лучше утренней рыбалки, будь она неладна!

Озеро подступало к ногам, идеально ровное и неподвижное, отражение холодного неба лежало на бурой воде тонкой белой пленкой. Все вместе походило на гигантскую чашку остывшего кофе с молоком. Вадим был глубоко равнодушен к суровой красоте северной природы. От пришедшего на ум сравнения ему вдруг отчаянно захотелось настоящего кофе, горячего, терпкого, который пьешь где-нибудь в солнечной Вене за столиком открытого кафе, покуривая и любуясь празднично яркими цветами на аккуратных клумбах. Почему он, в самом деле, не поехал туда лечиться?

Потому что нет никакого лечения, безжалостно напомнил ему внутренний голос. Ты сам его придумал, чтобы смотаться в Петрозаводск и провернуть свои дела. Тебя не вылечат ни в Вене, ни на Ривьере. Единственный твой шанс — этот недоумок, который не хочет ничего понимать и слушать.

Родной брат, с ума сойти. Не просто родной — дубликат, точная копия! Тот же набор хромосом, те же руки, волосы, складки у рта. Но на внешнем сходстве все и кончается. Где вы, законы наследственности? Где описанное в литературе единство помыслов и устремлений, где родство душ и общность привычек? Ни в одном глазу! Вы за это ответите, господин Мендель. Не зря строители коммунизма объявляли генетику лженаукой, ох, не зря.

Родной брат и дубликат между тем скуривал пятую сигарету Вадимова «Данхилла» и возмущенно бухтел:

— Вадик, ты охренел. Я понимаю, что это трендеж, что ты не всерьез. Но как тебе вообще такое могло в голову прийти? Развлекаешься? С жиру бесишься?

Вадим решил сменить тон с дружеского на резкий и категоричный. Пусть братец Кролик вспомнит, где его кроличья нора и на чьи деньги он живет со всем своим семейством. С жиру, говоришь? Правильно, потому что жиру у меня более чем достаточно, даже с тобой делюсь — не забыл?

— Ага, еще как бешусь, — сказал он вслух. — Кстати, насчет жира ты правильно заметил — надо тебе немного нагулять жирку, — смотри, насколько я солиднее. Или ладно, спишем на побочный эффект от лечения.

— Слушай, заткнись! — сквозь зубы сказал Кирилл.

У него клюнуло. Он подсек, но опоздал. Крючок с обрывком обглоданного червяка блеснул в неожиданно прорвавшемся луче тусклого карельского солнца. Кирилл снова выругался, поймал крючок, насадил нового червя и забросил удочку. В ведре болтались две жалкие рыбешки — явно неубедительный результат хорошего мужского расслабона, которым должна была стать их поездка на озеро с рыболовными снастями.

Поплавки Вадима уже давно и многозначительно дергались, но ему было плевать на всю рыбу Онежского озера вместе взятую.

— Кира, заткнись ты, и слушай тоже ты. Это не трендеж, я говорю с тобой серьезно. Иначе зачем бы я перся к тебе в твой Мухосранск и кормил тут комаров. Ты выполнишь мою просьбу и получишь пятьдесят кусков. Тысяч! Баксов! Зеленых! Это укладывается в твоей инженерской башке? Десять сейчас, чтобы оставить твоим на жизнь. Остальные после. Плюс текущие расходы. Это стоимость моего лечения. И столько же платят за суррогатное материнство. По-моему, справедливо.

— И за эти зеленые баксы я должен спать с твоей женой?

— Именно.

— Бред. Ты начитался детективов. Или, наоборот, не читал, иначе бы знал, что преступников всегда ловят.

— А мы не преступники, Кир. Мы что, убиваем кого-то? Мы просто помогаем друг другу решать наши семейные проблемы. Я помогаю тебе деньгами, ты мне — семенным фондом. Никому от этого плохо не будет.

— Никому? А Светке? А твоей Алине?

Он вступил в дискуссию — это уже хорошо. Как с бандитами, захватившими заложников: главное — начать переговоры.

— Алине главное — ребенок, и она никогда ни о чем не узнает. Светка тоже. Что — у тебя других баб не бывало? Ты же не боялся сделать ей «плохо»!