только в одну сторону), Плечов стал молить о пощаде:

— Смените меня, хоть кто-нибудь. Пожалейте, раба Божьего Ярослава! Рук-ног не чую!

— Терпи, казак…

— Лаврентий Фомич, давайте вы — хотя бы до завала. Сколько тут осталось? Метров пятьдесят не более.

— А назад, по левой стороне тоннеля, кто пойдёт?

— Начнёт Фёдор Алексеевич, а я закончу.

— Что мне за это будет? — шутливо спросил нарком.

— Коньяк! — вспомнил о его слабости профессор. — Я взял с собой в Несвиж последние две бутылки. Сегодня их и прикончим.

— Вы уверены, что выйдете отсюда сегодня?

— Конечно.

— Нет, дорогие мои учёные. Вы будете сидеть здесь без воды и без еды, пока не разгадаете способ, каким воспользовался этот чёртов поп для того, чтобы выбраться из подземелья. Сколько бы времени для этого не понадобилось. Сутки. Неделю. Месяц.

— Вы тоже будете с нами… без воды и без еды?

— Нет. У меня обед по расписанию.

— Мы так не договаривались!

— Тогда работайте ударно, по-стахановски, иначе век вам воли не видать!

— Мы ж договорились: сейчас ваша очередь.

— Ладно. Смотрите и учитесь.

Без задержки приступив к делу, старший майор чуть ли не молниеносно добрался до ставшего камнем преткновения завала.

Качество его работы, несомненно, оставляло желать лучшего, — слишком много подозрительных мест нарком проигнорировал или оставил без должного внимания, но его «подельники» не стали опускаться до каких-либо упрёков или замечаний, так как прекрасно осознавали, что вероятность найти потайную дверь с правой стороны тоннеля крайне невелика. И даже если б таковая там имелась, то вела б она не в середину дворцового комплекса, а наружу, то есть фактически за его пределы.

А вот, если бы дверь располагалась слева, она могла б связать ход с другими внутренними помещениями замка. Именно поэтому учёные считали это направление гораздо более перспективным для исследования.

— Следующий! — довольно потирая руки, тем временем пробасил Цанава, собиравшийся передать эстафету профессору Фролушкину.

Что ж, хочешь не хочешь, а придётся!

Обещания надо выполнять.

Фёдор Алексеевич взялся за свой участок основательно, со знанием дела и возился с аналогичным расстоянием чуть ли не на час больше наркома.

Но также безуспешно.

— Всё. Я пас! Может, пообедаем?

— Кому сказал: без воды и без еды! — насупил брови Лаврентий Фомич. — Вот мне, пожалуй, пора перекусить… А вы работайте! Дерзайте!

— Давай, сынок, впрягайся.

— Ещё метр, батя, ну, пожалуйста, до вон той мокрой трещины на потолке.

— Не более, — Фролушкин сделал шаг и опустил руки на стену.

В тот же миг раздался скрип ржавого железа, и прямо перед ним в кирпичной кладке образовался проход! Метр на метр…

— Я первый! — приказал Цанава, одновременно извлекая пистолет из кобуры.

За ним, с мощным фонарём в руке, шёл Плечов.

Профессор, хотя и очень старался, еле поспевал за младшими по возрасту компаньонами.

Вскоре этот ход влился в другой, более широкий, к тому же под углом уходящий вправо.

«Кажется, здесь мы уже были!» — подумал Яра и вдруг заметил вдалеке яркий световой пучок, падающий откуда-то сверху.

Так и есть — это солнечный свет свободно проникал в подземелье через всё ещё незапертый люк в… Башне Убийцы.

* * *

Обедали у Ядвиги Мечиславовны.

Хозяйка была чрезмерно польщена тем фактом, что в её доме гостит сам нарком внутренних дел БССР, и лишних денег (за «сверхплановые» продукты) требовать не стала.

А вот от чарки коньяку — не отказалась, и потом долго нахваливала напиток, мол, умеют французы! Русским варварам до них никогда не дотянуться!

Такая оценка явно задела мегрельское самолюбие Лаврентия Фомича, и он решил незамедлительно прочесть хозяйке лекцию приблизительно такого содержания: «Женщина, что ты понимаешь? Лучший в мире коньяк делают на Кавказе; французский только на втором месте», — но речь наркома старушку явно не убедила.

«После сытного обеда по закону Архимеда…»

Фролушкин, не медля, завалился спать.

А Плечов пошёл провожать Цанаву.

По пути оба всё время молчали.

А когда настал час расставания, нарком выдал свежую порцию угроз:

— Последний раз предупреждаю: сокрытие любой, самой ничтожной, на ваш взгляд, информации по интересующему меня вопросу, может обернуться серьёзными неприятностями.

Как ни странно, его слова возымели действие.

И Яра неожиданно для самого себя принял решение сыграть по-честному и незамедлительно ввести товарища наркома в курс дела.

Без малейшего намёка на обман!

— У нас есть наводка. Объект, обозначенный буквой «ц», и расстояние до него — сорок метров.

Такой беспрецедентной правдивостью он хотел не только расположить к себе старшего майора, но и подвигнуть его на ответную откровенность.

Но тот только скривил губы в ехидной ухмылке и сердито покачал головой:

— Какая церковь в исконно католическом регионе? Какие метры в Средневековье? За кого вы меня принимаете, товарищи учёные?

— За умнейшего среди равных.

— Да… Доиграешься ты, братец. Смотри… Больно будет.

— Это угроза?

— Понимай, как хочешь… А пока — держи кардан. Завтра проверим и эту вашу безнадёжную версию. Тогда и сделаем надлежащие выводы!

«Блин, а ведь он прав!» — подумал Ярослав, крепко сжимая шершавую чекистскую ладонь.

Фролушкин долго не понимал, кто, зачем и по какому поводу смеет тревожить его такой сладкий и безмятежный послеобеденный сон.

А когда всё же пришёл в себя и (не без проблем!) вникнул в сложившуюся ситуацию — с церковью и метрами, то сразу понял, что его провели.

Кто?

Понятно — тот, кто послал ему записку с ложными координатами клада…

То есть Гжегож Колосовский!

— Пошли разбираться! — пробасил угрожающе профессор и, увлекая за собой поведавшего о подвохе Яру, вместе с увязавшимся за ними Павлом заспешил в сторону маячившего на горизонте фарного[24] костёла. Величавого и строгого.

* * *

Молодого и перспективного Божьего слугу им посчастливилось обнаружить в специальном помещении, где тот обычно переодевался перед мессой. До вечерней службы оставалось ещё немало времени, и Гжегож, не испытывая никакого неудобства или хотя бы малейших признаков неловкости, любезно согласился дать исчерпывающие ответы на все вопросы профессора.

— Скажите, уважаемый, что это значит? — Фёдор Алексеевич положил на стол записку и внимательно уставился в глаза собеседнику, подозревая, что сейчас тому придётся юлить и «вилять хвостом».

Однако ничего такого не случилось — ксёндз был прям, честен и предельно откровенен.

— Откуда мне знать? Я просто скопировал рисунок, о котором вы просили.

— Вы уверены, что он сделан рукой одного из русских офицеров, принимавших участие в разграблении дворца во время войны с Наполеоном?

— Практически — да. По крайней мере свидетельства об этом передаются из уст в уста от одного настоятеля нашего храма к другому.

— Но ведь тогда во